Татьяна Коростышевская - Кисейная барышня

Слуги закончили сборы и потянулись цепочкой по холму.

— Прощайте, огненная.

Мы наконец расстались. Маняша стояла рядом со мной, провожая мужчин тяжелым взглядом.

— Противный какой, — заключила, когда последний силуэт исчез за гребнем холма.

И я ничего не ответила, потому что была с ней абсолютно согласна.

А на обратном пути повстречали мы с нянькой драгоценнейшую мою кузину под руку с Болваном Ивановичем.

— Фимочка, дорогая!

Майор, кажется, попытался бежать, но от Натальи Наумовны еще никто не уходил. Я заметила, как ее длинные пальцы с усилием сжались на мужском предплечье.

— Какая восхитительная встреча, дорогая! — с восторгом вскричала я и кинулась к ней целоваться, будто не виделась с кузиной с позапрошлой Пасхи, не меньше.

Она чмокнула воздух у моей щеки, я сделала то же самое.

— Мы с Иваном Ивановичем наслаждаемся буйством дикой природы. — Натали хихикнула, бросив шаловливый взгляд на Зорина.

Тот горячо поддержал спутницу:

— Невероятно наслаждаемся, невероятным буйством.

Ну точно болван! Хотя, если по чести, выглядел он сейчас не в пример импозантнее, чем в нашу последнюю встречу. Прогулочная пиджачная пара из серого твида пошита была явно у хорошего портного, из кармашка жилета виднелась часовая цепочка с изящным брелоком. Серебряная, не золотая, коими всенепременно украшали свои животы нувориши.

— Ах, Фимочка, — продолжала кузина. — Это ведь целое приключение, пробираться по этим первобытным просторам. Если бы не рыцарское поведение Ивана…

Они уже накоротке? Однако! А может, он вовсе не отставной майор?

Я быстро взглянула на Зорина. Ну хоть жена-то у него есть? Я ведь уже почти подружилась с его майоршей, толстоватой добродушной теткой, любящей опрокинуть рюмашку за обедом, покрикивающей на домочадцев, чтоб не баловали, и плетущей по вечерам кружева под цокот деревянных коклюшек.

Иван Иванович, будто подслушав мои мысли, убрал с локтя ручку Натали и стянул свои перчатки. Колец на пальцах не наблюдалось, в том числе обручальных.

— Гаврюшенька…

Оказалось, что маневр с перчатками производился с целью погладить дремавшее на моей груди чудовище. Оно как раз выпростало из-под плаща когтистую лапу.

— Позволите, Серафима Карповна?

Я с готовностью распахнула накидку и протянула разбойника Зорину, ожидая, что сейчас повторятся догонялки, которые Гавр устроил с ротмистром. Однако глупая животина приняла ласку.

— Не ест ничего, — вдруг пожаловалась Маняша. — Я ему и молочка, и рыбку предлагала.

— Что ж так? — Зорин развернул котенка на спину, рассматривая его живот, затем нажал куда-то пальцем. — Довольно упитанное создание. Вы, Мария Анисьевна, не тревожьтесь. Он, скорее всего, проголодаться еще не успел.

Наталья Наумовна громко чихнула и конфузливо спрятала носик в батистовый платок, поданный стоящей поодаль Лулу.

— Не замечала за тобою, Фимочка… — начала она, но повторный чих заставил ее прерваться.

— Твоя эксцентричность…

Снова чих.

— Твоя…

Я вежливо пережидала приступ, слегка, впрочем, отодвинувшись, чтоб не забрызгало. Да если бы я раньше знала, что нежный организм Натальи Наумовны кошек не переносит, я бы давно уже дюжину мурлык себе завела.

Обвинительную тираду кузине так завершить и не удалось. Она раздраженно сообщила, что прогулка ее утомила. Иван Иванович передал мне Гавра и приготовился провожать Натали в отель. Нам было по пути, однако Наталья Наумовна жалобно прошептала, что находиться рядом с кошкой никак не может. Опасаясь обморока родственницы, я предложила разделиться.

— Мы с Маняшей переждем, пока вы удалитесь на безопасное расстояние.

Зорин витиевато меня поблагодарил. Они пошли по тропинке, однако я заметила, что теперь Натали не держит спутника под руку. Видно, он набрался кошачьего духа, пока возился с Гавром.

— И что она в нем нашла? — пробормотала я негромко.

— Право слово! — Маняша тоже говорила вполголоса. — Красивый молодой мужик галантного обхождения.

— Даже не дворянин!

— Ты их поженила уже, что ль?

— Глупости. Для барышни Бобыниной это будет скандальный мезальянс.

— Барышне Бобыниной в травене двадцать семь годочков стукнуло.

— Замолчи! — Кузина с Зориным уже отошли довольно далеко, поэтому я почти кричала. — Это гадко! Гадко попрекать девушку возрастом и незамужеством тоже отвратительно.

— Всем известно, что старые девы…

Я топнула ногой:

— И слов таких при мне говорить не смей!

Маняша обиделась, да так, что даже расплакалась, вытирая щеки концом шали.

— Ну чего ты, душенька, — ринулась я ее утешать, — не реви! Я сама Наташку эту не люблю, ты же знаешь. Но только говорить про кого-то дурное из-за безбрачия, просто несправедливо.

Я понимала, что для няньки моей статус этот важен, и то, что она в отличие от Натали, не какая-то старая дева, а вдова, делает ее в собственных глазах выше и лучше. А на самом-то деле, лучше она, потому что добрая и верная, и веселая. А не потому, что два года назад сходила замуж за недотепистого Неелова.

Вот это все я ей втолковывала, да с такой горячностью, что сама чуть не разревелась. Маняше, то, что она добрая и верная, очень по нраву пришлось. А уж когда я рассказала ей, какая она настоящая берендийская красавица, смущенно покраснела.

— Я слышала, — сказала она, когда мы наконец помирились, — как управляющий обращался к Зорину «ваше высокородие».

— Ну, стало быть, он хотя бы при чинах, — вздохнула я. — Интересно, по какому ведомству. А хотя нет, нисколько не интересно. У нас с тобой другие заботы.

— Бал у князя? Собираешься меня за новым платьем послать?

— Старым удовлетворимся. — Вспомнив про князя, я слегка погрустнела. — Меня пропавшая покойница больше тревожит. Она мне привидеться не могла.

— Еще как могла…

— А ежели в капище Святовита все дело? Погоди, ты мне не веришь?

— Верю, чадушко, — вздохнула Маняша. — Только капище это не Святовитово, а поганое, навье.

— Да ну?

— Вот тебе и ну. — Нянька прицокнула языком. — Силы в нем, конечно, уже никакой нет, так что и причина не в этом.

— Тогда в чем?

— Сон ты увидала.

— Я не спала.

— А обморок? Уж не знаю, с какого перепугу ты в него брякнулась… — Маняша передернула плечами и сокрушенно покачала головой. — Иван Иванович сказывал, колотилась как припадочная, губы кусала.

— Прямо так и сказал? — скептично переспросила я. — А не поведал он тебе, случаем, как ему удалось меня наверх затащить, такую всю припадочную?

Маняша демонстративно обиделась и замолчала. Я решила этот балаган далее не поддерживать, прижала к груди Гавра и зашагала по тропинке. Нянька семенила следом, сопела, кряхтела и, не выдержав, первой начала: