Себастьян Кастелл - Тень рыцаря

Меня передернуло. В голосе Кайрна звучала гордость, смешанная с религиозным усердием, но для меня все это звучало как восторги деревенского дурачка, который в головке сыра разглядел лик святого. Осмотрев толпу крестьян, я заметил, что их настроение немного изменилось: слишком уж им хотелось верить в то, что герои придут и спасут их. Возможно, впервые за долгое время они даже готовы были поверить в то, что эти герои – плащеносцы.

Вера подошла ко мне и остановилась в одном шаге: она изучала мое лицо, словно монету, чтобы убедиться, что она не фальшивая.

– Что ж, герой Рижу, – сказала она, – ты пришел сюда спасти нас или предать?

Карефаль – селение большое. Около двухсот человек жили там в таких условиях, какие только могут позволить себе крестьяне. Посреди деревни шла главная улица, хоть и не выложенная камнем, но все же достаточно ровная, чтобы повозка могла спокойно проехать по ней, не боясь сломать колесо. Дома с треугольными крышами выглядели скромно, но вполне могли защитить от непогоды. Я заметил две церкви: в одной поклонялись богу Монеты, которого в Араморе звали Аргентусом, а в другой – богине Любви, Фении. Эти два божества символизировали простые желания обычных людей. Но больше всего в Карефале меня поразили лица людей, вышедших на улицу. Мужчины, женщины, старики и дети глядели на нас, словно мы были на параде, только никто не улыбался нам и флагами не махал.

Когда мы подошли к центральной площади, Кайрн уже стоял на каменном постаменте статуи, такой же высокой, как и дома позади нее. Статуя изображала толстого и плохо приспособленного к войне человека в доспехах и с боевым топором в руках. Должно быть, подразумевалось, что это сам герцог Исолт или один из его предшественников.

– Жители Карефаля! – крикнул Кайрн. – Вы знаете, что я не умею произносить речи.

Толпа в ответ разразилась криками от «Тогда помалкивай!» и «Хвала святым за это!» до «Подрасти сперва, мальчишка!». Видимо, и здесь к Кайрну относились не лучше, чем в Рижу. Но, к его чести, он не обратил внимания на издевки.

– Друзья мои, – обратился он и указал на меня, – перед вами стоит Фалькио валь Монд, первый кантор плащеносцев. Здесь стоит герой Рижу!

На мгновение воцарилась тишина. Затем маленький мальчик сказал:

– А я думал, его зовут Фальсио.

И тут толпа словно взбесилась.

Вокруг меня роились люди. Если бы воины Шурана хоть немного волновались за мою безопасность, они бы давно напали, но рыцарь-командор приказал им отступить от толпы. Меня тормошили и трогали, не слишком вежливо, люди выкрикивали мое имя. Некоторые задавали вопросы, но я не успевал ответить, потому что меня тут же отвлекали другие. Постепенно голоса слились, и толпа начала скандировать:

– Фальсио! Фальсио! Свободу Карефалю! Свободу Карефалю!

Вера и ее люди начали отталкивать от меня односельчан.

– Довольно! – кричала она. – Вы рехнулись? Разве не видите, что там стоит десять герцогских рыцарей? Не понимаете, что этот Фальсио или Фалькио, как бы он себя ни называл, приехал сюда вместе с ними? Так и будете унижаться перед этим дрессированным псом, пока герцог не захватит нашу деревню?

Несколько человек все еще продолжали скандировать мое имя, но постепенно крики улеглись. Кто-то положил руку мне на плечо – я оглянулся и увидел Кеста.

– Что еще? – спросил я.

– Просто подумал, что пора бы тебе успокоить толпу, прежде чем тут начнется очередной бунт и рыцари всех уничтожат.

Я повернулся к жителям деревни. Святые угодники, да Кест прав: все они вперились в меня горящими взглядами. Прошло пять лет с тех пор, как король умер. Пять лет постепенного упадка: стабильно, день за днем, люди теряли веру в своих правителей, в свою страну и более всего в себя. Кто бы на их месте не пошел за первым же человеком, который кричит громче всех? И если сохранить уважение к себе можно лишь в бездумном, обреченном на провал бунте, то это уже кое-что.

– Меня зовут Фалькио валь Монд, – сказал я, подавив желание произнести свое имя по слогам – «Фаль-ки-о». – И да, я – первый кантор плащеносцев. Я был в Рижу.

Толпа взревела.

– Полагаю, что чем больше люди пересказывают историю, которая там произошла, тем более героическим и благородным я в ней становлюсь.

Толпа засмеялась, хвала святым.

– Я пришел сюда не для того, чтобы начать войну, а чтобы остановить ее. Эти рыцари надели доспехи не для красоты. Если вы нападете на них, они не останутся в долгу. Если вы одолеете их, то придут другие и перебьют вас всех до одного. И нам, плащеносцам, не останется ничего другого, как умереть рядом с вами. Посмотрите на свои семьи. Посмотрите на ваших детей. Нет ничего благородного в том, чтобы погибнуть от руки армии, которая после себя оставит лишь трупы ваших детей.

Толпа начала затихать: выражение надежды и обожания на лицах людей менялось на отвращение и отчаяние.

– Интересно, – заметила Дариана, – а в Рижу ты говорил то же самое? Если это так, то должна сказать, что трубадур пересказал твою речь куда как интереснее.

– Фалькио прав, – обратилась к толпе Валиана. – Если вы не отступитесь прямо сейчас, вас перебьют. Все мужчины и женщины вашей деревни погибнут. Ради чего?

– Они тоже умрут, – ответила Вера, указав на рыцарей. – И дворяне немного поголодают, потому что некому станет возделывать поля – будем надеяться, что собственное брюхо Исолту дороже, чем гордыня!

Ей захлопали.

– Вы ошибаетесь, – ответила Валиана. – Я знаю, как рассуждают герцоги. Они не станут терпеть бунтовщиков в своем герцогстве. Их положение слишком ненадежное.

– Так это и хорошо, разве нет? – спросил старик, опиравшийся на лук.

– Нет, плохо. Власть герцогов так шатка, что они не могут допустить, чтобы кто-то заметил их слабость, – они лучше сожгут свое герцогство дотла, чем потеряют лицо на виду у противников.

– И что же нам остается? Страдать ради того, чтобы потешить их самолюбие?

Некоторые крестьяне смотрели на меня, словно ждали, что я возражу Валиане. И на самом деле я был бы не прочь. Если дерево прогнило изнутри, то не лучше ли срубить его?

– Закон, – громко сказал я. – Остается закон.

– Так что нам делать? – спросила Вера. – Сложить оружие и сдохнуть от голода? Этого ждет от нас закон?

– У вас случился неурожайный год? – поинтересовался я.

Вера оскалилась.

– Мы собрали самый лучший урожай за последние десять лет, – сказала она.

– Так что же…

– Они нас задушили своими податями! – отрезала она. – Ваши дружки в доспехах и их жирный герцог толкают нас на голодную смерть.

Шуран шагнул вперед, и мне показалось, что Вера вот-вот бросится на него, но, к счастью, рыцарь поднял руки вверх.