Эль Косимано - Буря времен года [litres]

– Думаю, что нет.

Я ковыряю нитку в подлокотнике кресла. Мне нужно узнать полезные сведения, которые помогут нам с Чиллом выжить в новом регионе. Я хочу, чтобы мой куратор был счастлив. Но переезжать на Аляску мне совсем не улыбается. Это отвлекающий маневр. Крайний срок. Просто еще одни отсчитывающие время тикающие часы.

– Вчера в Архиве вы уверяли меня, что уже давно не являетесь ребенком, однако сейчас дуетесь, как дитя. Скажите мне, вы мужчина, мистер Соммерс?

Похоже на вопрос с подвохом.

– Я Зима. Я Время года, – порывисто отвечаю я.

– Это не то, о чем я вас спрашиваю. – Я вжался в спинку кресла, стыдясь признаться, что не знаю ответа. Я чувствую себя старым и усталым, но при этом мужчиной не более чем в ту ночь, когда впервые умер. – Времена года не всегда были такими молодыми, – объясняет он. – Кронос совсем недавно стал отдавать предпочтение подросткам, детям, которые физически достаточно зрелы, чтобы подняться и сражаться, но при этом достаточно молоды, чтобы все еще быть покладистым. Я был несколько старше, когда меня сделали Временем года. В то время не было никаких правил, никаких рейтингов, – говорит он с оттенком горечи. – Как не было ни Зачисток, ни продвижений по службе.

– А когда это было?

Лайон поднимает на меня глаза, но я не пытаюсь выяснить его возраст, как прежде Дуг. Уголки его губ приподнимаются в понимающей улыбке.

– Задолго до того, как была написана книга, которую вы искали. Тогда мир был совсем другим.

Я выпрямляюсь в кресле.

– В каком смысле?

Он бросает взгляд на закрытую дверь позади меня, касается языком резца у себя во рту, одновременно оценивая мою позу и то, как я наклоняюсь вперед, будто решая, насколько широко приоткрыть передо мной дверцу в хранилище своей памяти.

– У нас тогда не было кураторов. В них не нуждались, поскольку наша магия не была связана. Нам не указывали, где жить и с кем делить ложе. Мы зарабатывали свои собственные награды и сами формировали регионы обитания. Мы по своему почину заключали союзы и сами выбирали себе возлюбленных. Если нам требовалось больше земли, больше власти, больше силы, мы просто брали их. – Лайон встает со стула, и огонь в его глазах разгорается ярче, когда он продолжает: – Если твое сердце принадлежало Аляске, значит, ты был готов убивать и умирать за нее. А если бы оно жаждало чего-то другого – или кого-то – то следовало смело принять сопряженные риски – и успех тоже.

Волоски у меня на руках встают дыбом. Я был прав. Времена года могли отправиться куда угодно и с кем угодно.

– Значит, вас не направили в Антарктиду. Вы сами боролись за возможность получить этот регион, потому что таков был ваш выбор .

– Пожалуй, можно сказать и так. – Лайон присаживается на краешек своего стола и принимается чем-то шуршать у себя в кармане. – В действительности я был изгнан туда Кроносом на срок в три сотни лет, – тихо признается он, – с запретом возвращаться в его дом, пока не соглашусь отказаться от власти, дарованной мне Геей.

– Но вы же сами только что сказали, что тогда не было ни границ, ни правил.

Свет в его глазах тускнеет.

– Мы не всегда получаем то, чего жаждем.

Я откидываюсь на спинку кресла, пытаясь осмыслить сказанное профессором. Понять, каково это – быть заброшенным в странное холодное место практически на произвол судьбы. Провести триста лет в одиночестве. Без Чилла. Без Флёр. Даже без Эмбер. Я представляю себе удушающую тишину, терзающее чувство покинутости и тоски по дому, отрывающее от меня по кусочку до тех пор, пока ничего не останется. Думать об этом сродни смерти. Неудивительно, что Лайон отказался от…

Я опускаю взгляд на лежащую у меня на коленях книгу басен и вспоминаю предупреждение, которое профессор сказал тогда Дугу:

«Вы полагаете, что я слаб? Что я держу вставные челюсти в банке на прикроватной тумбочке?»

– Вы лев, – говорю я наконец, сложив кусочки головоломки в целостную картину. – Тот самый лев, который пожертвовал собственными зубами.

Профессор задумчиво улыбается.

– История Эзопа была написана задолго до моей, но не стану отрицать существование некоторых параллелей.

– Но вы же были самой могущественной Зимой в мире. Зачем вы отказались от этой привилегии, чтобы сделаться…

Я замолкаю. Профессор выжидающе приподнимает брови, едва заметной усмешкой намекая, что понимает ход моих мыслей.

– Стариком? Учителем? – Он проводит рукой по своей поседевшей – соль с перцем – шевелюре. – Принесение себя в жертву ради другого требует мужества. Кронос верил, что если я лишусь своей силы, его дочь перестанет видеть во мне мужчину. Мне же пришлось удовольствоваться тем, что она увидит во мне нечто большее.

– Вы отказались от своей магии ради Геи ?

Я вспоминаю их быстрый обмен взглядами в Центре Управления и то, как они украдкой коснулись друг друга руками.

– Только ради обретения места в ее мире, – поправляет он меня. – Некоторые наши выборы имеют последствия. Но это не означает, что мы не должны за них бороться. – Профессор наклоняется ближе, впиваясь в меня глазами охотника. – Скажи мне, молодой лев, действительно ли твое сердце стремится на Аляску? Из-за Аляски ли ты лишаешься сна? Ее ли мечтаешь обрести телом и душой?

Жар заливает мои щеки, когда профессор отдергивает завесу, скрывающую мысли, в которых я сам себе боюсь признаться.

– Так я и думал, – говорит он. – И все же мы здесь. Вы со своим назначением и я со своим заданием – подготовить вас к этой поездке. – Он задумчиво изучает меня, как будто знает ответ на загадку, до которого я еще не додумался. – Как ваш наставник, которому Гея поручила передать мудрость долгих лет, я признаю, что вы уже обладаете всеми знаниями, необходимыми для выживания на пути, который лежит перед вами. Вам недостает лишь мужества вступить на этот путь.

Он говорит это так, как будто у меня вообще есть выбор. Как будто мой путь не предопределен.

«Жаль, что тебе придется умереть».

Я провожу рукой по лицу, стараясь изгнать из памяти видение, которым поделился Кронос. Но я не могу избавиться от вопроса, с тех пор засевшего у меня в голове.

– Кронос кое-что сообщил мне тогда в Центре Управления. Он сказал, что видел мое будущее в своем посохе.

Лайон склоняет голову набок.

– А что конкретно он сказал, вы не помните?

– Он сказал, что мои рейтинги расходятся со всеми возможными результатами. – Я умалчиваю о своем видении и той части, где я умер. Произнесение этого вслух лишь придаст этому событию больший вес. Заставит его казаться неизбежным. – Что он имел в виду?

Лайон засовывает руки в карманы и встает, повернувшись ко мне спиной, перед искусственным окном с морозными узорами, как будто способен что-то сквозь него разглядеть. Будто по другую сторону расстилается целый пейзаж, который мне не дано видеть.