Стивен Эриксон - Дань псам. Том 1 [litres]

Гарстен забегал глазами, прикидывая, укус которой из гадюк будет менее болезненным. Тихо выругавшись, он раскрыл ладонь.

– Врата!

– Какое счастье, что ты сидишь справа от меня, – сказал Спиннок.

– Ухожу в них!

Трусливый ход, но ожидаемый. Только так Гарстен мог сберечь накопленные монеты. Другие игроки наблюдали, как он выводит свои фигуры с поля.

Ход перешел к Спинноку. Врата дали ему наконец возможность призвать пятерых драконов, собранных во время партии. Чудища легко пронеслись над изощренными укреплениями Провидомина, превращая их в руины; только одно пало под отчаянным колдовским градом двух Высших магов, засевших на башнях Оплота.

Удар выкосил две трети Внутреннего круга соперника и практически отсек королеву от подмоги.

Оставив противника без укреплений и командиров, Спиннок собрал наемников в кулак, усилил их элитным полком конницы и рассек неприятельские войска надвое. Вассалы тут же вышли из повиновения и тоже начали отступать через Врата, напоследок терзая потрепанные силы Провидомина. Когда очередь наконец дошла до него, все было кончено, и Провидомин повалил королеву набок в знак поражения.

Зрители загомонили, расплачиваясь друг с другом по ставкам.

Спиннок Дюрав сгреб выигрыш.

– Ресто! Кувшин эля!

– Да уж, щедро ты соришь моими деньгами, – съязвил Провидомин, усмехаясь.

– В этом и есть смысл щедрости, дружище.

– Спасибо, утешил.

– Не за что.

По неписаному правилу игроки, сбежавшие с поля, не имели права участвовать в праздновании, которое устраивает победитель, так что Спиннок с Провидомином могли распить кувшин на двоих – чем не удачное завершение мастерски разыгранной кампании? Зрители рассосались, разбрелись по соседним столикам, и по залу вновь засновали разносчики.

– Главная беда у нас, полуночников… – молвил Провидомин, склонился над чаркой и замолк. Потом вдруг продолжил: – Сколько ни гляди в заляпанное окно, макового всполоха рассвета не увидишь.

– Рассвета, говоришь? А, который ознаменовал бы конец ночи. – Спиннок покивал. – Мы – тисте анди – не устаем поражаться, что столько людей решили не покидать город. Если не ошибаюсь, беспросветная тьма действует на вас страшно угнетающе.

– Если путей к бегству нет, то да, недолго и свихнуться. Но достаточно выехать за северные ворота, на Курган, и там уже ярко светит солнце. Рыбаки тоже могут покинуть залив. Будь все иначе, Спиннок, в Черном Коралле остались бы одни анди. Тень Лунного Семени висит над нами и после его гибели – так вроде поют поэты. Хотя вот что я тебе скажу. – Провидомин снова наполнил свою чарку. – Я рад вечной темноте.

Спиннок понимал человека, сидевшего напротив, ведь печаль у него на душе тяжелее и гораздо мрачнее любой тени. В этом Провидомин был куда ближе к тисте анди, чем к человеку, однако обладал еще одним качеством, благодаря которому Спиннок Дюрав и считал его другом. Несмотря на бремя скорби, Провидомин не поддавался отчаянию и сдерживал натиск, столь давно смявший тисте анди. То было человеческое качество и даже больше – непоколебимая добродетель, которую Спиннок не мог отыскать в себе (да и, по правде говоря, ни в одном из тисте анди), но от которой он тем не менее мог подпитываться. Порой он ощущал себя паразитом, живущим за счет другого, и боялся, что без этого источника сил тут же погибнет.

У Провидомина хватало забот, и Спиннок делал все возможное, чтобы товарищ не узнал, сколь незаменимым стал в его жизни, вместе с играми, ночами под беспросветным Покровом, грязной таверной и дешевым перебродившим элем.

– Напряженная вышла партия. – Провидомин опустил пустую чарку на стол. – Думал, сделал тебя. Да, Врата еще не вышли на поле, но всего два хода, и я бы выиграл.

Что тут скажешь? Оба понимали: исход партии предрешило везение. Желание объясниться, впрочем, было для Провидомина нехарактерным.

– Тебе надо выспаться, – произнес Спиннок.

Провидомин криво усмехнулся. Он помолчал, видимо, не зная, сказать что-нибудь в ответ либо просто последовать совету партнера и отправиться домой.

Только не говори мне о слабости. Прошу.

– Я в последнее время повадился взбираться на развалины. – Провидомин покосился в сторону бара, где шла небольшая перепалка. – Смотрю оттуда на Черноводье. Вспоминаю людей-кошек, их семьи… Да, похоже, они вновь стали плодиться, но как раньше, уже никогда не будет. Никогда.

Он помолчал немного, затем осторожно поднял глаза на Спиннока.

– Еще я вижу твоего владыку.

Тисте анди вскинул брови.

– Аномандра Рейка?

Провидомин кивнул.

– Первый раз я его заметил пару недель назад, а теперь… вижу каждый день, когда отзвонит полуночный колокол. Выходит на стену новой крепости и смотрит на море. Туда же, куда и я.

– Он предпочитает… одиночество.

– Такие слова у меня всегда вызывают сомнения.

Да, понимаю, о чем ты.

– Это бремя любого правителя. Из прежнего окружения у владыки почти никого не осталось. Корлат, Орфантал, Соррит, Пра'иран… Мертвы либо пропали. Дополнительный груз. Впрочем, кое-кто еще с ним. Коннест Силанн, к примеру.

– И все же, когда я вижу его одинокую фигуру… – Провидомин отвел взгляд. – Становится не по себе.

– Сдается мне, вам – людям – не по себе при виде любого из нас, – заметил Спиннок. – Мы кажемся призраками, заполонившими город.

– Скорее стражами, которым нечего охранять.

Спиннок взвесил эти слова.

– И Сын Тьмы – тоже? Вы стонете под его безразличным гнетом?

Провидомин скривился.

– Если бы все правители были столь безразличны. Нет, слово «безразличие» тут неуместно. Он всегда там, где больше всего нужен. Занимается управлением и надзором, этого у него никто не оспаривает – да и незачем. Я бы сказал, что Сын Тьмы… благодетелен.

Дюрав припомнил меч, который владыка носит на спине. Ирония собеседника обрела горький привкус. А потом он задумался о мертвых городах на севере. Маурик, Сетта, Лест…

– Кто из соседей мог бы позариться на Черный Коралл? Одни уничтожены, другие, как на юге, полностью разгромлены. Угрозы войны нет. Что остается правителю? Управление и надзор, как ты и сказал.

– Весьма сомнительно, дружище. – Провидомин сощурился. – Сын Тьмы – разве это звание для простого управляющего? Рыцарь Тьмы, очищающий улицы от преступников? Едва ли.

– Таково проклятье долгой жизни: бесконечная череда взлетов и падений. Перед этим была изматывающая война с Паннионским Домином, принесшая много потерь. Еще раньше – куда более смертоносная и затяжная вражда с Малазанской империей. А до этого – Якуруку. Аномандр Рейк, дружище, заслуживает отдыха. И покоя.

– Что ж, тогда, видимо, стонет он. Всматривается в жестокие воды Разреза, пока двенадцать колоколов оглашают ночь поминальным звоном.