Стивен Эриксон - Дань псам. Том 1 [litres]

Скобянщик ведет беседу с новообретенным вкладчиком – благородным членом Городского совета, пользующимся славой лучшего дуэлиста во всем Даруджистане. В конце концов стороны приходят к соглашению, что в ведение молодого и амбициозного Горласа Видикаса достаются железные рудники в шести лигах к западу от города.

Разбитая повозка катится по дороге мимо Майтена, вдоль озера. Внутри ее, на грязных подстилках лежит побитый мальчик. Он все еще без сознания, но жить будет – это уж точно. Бедняжка.

Видите ли, дорога ведет только к одному месту, к одной участи. Старик-пастух совершил удачный торг и уже закопал вырученные монеты под задним крыльцом лачуги, где живет со своей старухой-женой, чье здоровье было подорвано семью выкидышами, а потому неудивительно, что жизнь вызывает у нее лишь горькое раздражение. Но старик хочет скрасить ей последние тяжелые годы и скрасит, ведь он оставил одну медную монету, чтобы бросить на закате озерным духам, – древнюю и потемневшую, с отчеканенным на ней ликом пастуха, которого старик не знал. Да и откуда ему, ведь то был лик последнего даруджистанского Тирана.

А повозка катится дальше, направляясь к рудникам.

Драсти, так любящему солнце, уготовано проснуться в темноте, откуда он, вполне возможно, уже никогда не выберется.

Вода в озере сверкает золотыми слезами, как будто солнце на мгновение отводит свой суровый взгляд, чтобы поплакать об участи несчастного ребенка.

Полоса земли с напрочь выдранной травой могла бы навести на мысль о прошедшем стаде бхедеринов, если бы не удивительно глубокие колеи, оставленные громадными колесами фургона, да мусор, а то и высохшие трупы по обе стороны. Среди останков плясали стервятники и вороны.

Путник сгорбился в седле из Семи Городов на пегом мерине. Неподалеку, насколько мог вытерпеть мерин, была ведьма, Самар Дэв, похожая на ребенка, взгромоздившегося на длинноногого, сухопарого и яростного яггского коня, которого, как она сказала, звали Погром. А настоящий владелец жеребца был где-то впереди и, возможно, догонял громадную повозку скатанди и Капитана. Так или иначе, Самар Дэв была уверена, что схватка неизбежна.

– Он терпеть не может работорговцев, – говорила она так, как будто это все объясняет.

Значит, не демон, а чистокровный тоблакай; эта подробность то и дело причиняла Путнику сожаление и боль, хотя он не стал бы говорить почему – а она, если и замечала следы мучения на его лице, похоже, не собиралась лезть в душу. Или боялась знать правду, ведь Самар Дэв, как подозревал Путник, склонна была погружаться в необъятные глубины чувств.

Ведь она путешествовала через пути, чтобы отыскать след того, кто теперь находился впереди на этой равнине, а на такое предприятие не пускаются из каприза. Все для того, чтобы доставить коня . Путник знал достаточно, чтобы довольствоваться таким объяснением, каким бы странным оно ни казалось. Киндару принимали эту причину, солидно кивая, и не видели в ней ничего необычного: конь – священное животное, а яггский – брат их почитаемых горных коней. У самих киндару были в почете сходные легенды, они могли по полночи пересказывать некоторые – а теперь своими глазами увидели новую. Хозяин волков-лошадей встретил женщину, целеустремленную, как его собственное отражение, и вместе они отправились на север; нити их жизней переплелись в последнем лагере киндару, и отныне они связаны друг с другом и оба – с киндару, и хотя история эта еще не завершилась, ее будут помнить, сколько будут живы сами киндару.

Путник заметил горе на усталом, обветренном лице Самар Дэв; как будто многочисленные раны, нанесенные – ненамеренно – киндару, постепенно углубились, достигнув сердца, и теперь сострадание улеглось темными кругами вокруг глаз, хотя киндару остались уже далеко позади. Несомненно, и она, и Путник нашли новую нить, которая вплетется в их жизнь.

– До него далеко? – спросила она.

– Дня два, не больше.

– Значит, он уже нашел их – или они его.

– Да, возможно. Если у этого Капитана скатанди целая армия, то даже тоблакай может умереть.

– Я знаю, – ответила она. И добавила: – Возможно.

– А нас только двое, Самар Дэв.

– Путник, если ты решишь сойти с этого пути, я даже спрашивать ни о чем не буду. Но я должна найти его.

Путник посмотрел в сторону.

– Ну да, его конь.

– И всякое прочее.

Путник задумался, изучая широкую взрытую прогалину. Тысяча – или пять тысяч; если люди идут колонной, трудно определить точно. А вот на невероятную повозку стоило бы взглянуть; да и ему все равно нужно двигаться в этом направлении. Ехать в обход неприемлемо.

– Если твой друг умен, он не станет действовать в открытую. Спрячется, насколько возможно на этой равнине, пока не найдет преимущества – хотя какое преимущество можно найти против стольких врагов, не представляю.

– Значит, ты пока остаешься со мной?

Путник кивнул.

– Тогда, пожалуй, я расскажу тебе еще кое-что.

Они направили коней рысью.

Путник ждал продолжения рассказа.

Жаркое солнце напоминало ему родные саванны Дал-Хона, хотя в здешних местах было меньше мух; и не видно было громадных стад бесчисленных животных – и охотящихся на них хищников. Здесь на равнине Ламатат были бхедерины, встречались антилопы, зайцы, волки, койоты, медведи – вот, пожалуй, и всё. Над головой, конечно, кружило много ястребов и соколов – но не столько, как можно было бы ожидать, и он недоумевал.

Неужели всех прогнал пожар в Морне? Оставил выжженный пейзаж, который восстанавливался медленно – только некоторые виды животных продвигались с севера? Или дело в бешеных охотниках – к'чейн че'маллях, устраивавших бесконечные бойни, пока не вымерли сами?