Марина Эльденберт - Парящая для дракона [litres]

Еще минута – и я уже могла видеть его не только на мониторе.

А потом все случилось само.

Под грохот аплодисментов Торн пересек финишную черту, и рев вокруг поднялся такой, что даже вопли комментатора:

– Невероятно! Невероятно… – вскоре в нем утонули.

А я, наоборот, выплыла. То есть почувствовала, что снова могу нормально дышать, и вскочила. Подхватила кубок, предназначающийся победителю, и под вопль Эллегрин:

– Ты с ума сошла?! – метнулась к ступенькам.

И к нему.

Врезаясь в него раньше, чем успели подскочить репортеры.

– Это тебе! – сообщила, вручая ему кубок и глядя в глаза.

В которые сейчас падала так же, как падала вместе с ним в каждую снежную бездну.

– А это тебе. – Торн раскрыл ладонь, и я увидела кольцо. То самое кольцо. – Ты выйдешь за меня замуж, Лаура?

Мм… Э-э-э…

Не уверена, что это то, что стоит говорить на людях, особенно под прицелами десятков камер, которых неожиданно стало слишком много. Вокруг нас сейчас повисла такая тишина, что действительно будет слышно, если упадет снежинка.

– Это ответственная подготовка? – спросила я внезапно севшим голосом.

– На мой взгляд, да. Более чем.

Он замолчал. Смотрел мне в глаза, как, кажется, не смотрел никогда. Не знаю, что он там видел, но в этот момент солнце падает на остроконечную вершину горы, отражается на его волосах яркими красными лоскутами. Именно сейчас мне невыносимо хочется запустить руки в его волосы, а потом приподняться на носочки и поцеловать – откровенно и глубоко. Вместо этого я отвечаю:

– Да. – Но поскольку получается очень тихо, еле слышно даже мне самой, повторяю уже громче: – Да.

Кажется, что мое «да» подхватывает эхо разрывающих тишину оваций, и это эхо бьется о гаснущие в лучах заходящего солнца вершины. Грохота аплодисментов и нарастающих голосов вокруг становится еще больше, их столько, что я не слышу даже собственного сердца. Но, может быть, я не слышу его потому, что пальцы Торна скользят по моей коже, когда он надевает мне кольцо.

В этот момент мир сужается только до этого прикосновения и его взгляда, от которого мне становится безумно жарко.

А после – снова взрывается овациями, поздравлениями, голосами, вспышками камер.

То, что я помню очень хорошо – как мы идем в сопровождении мергхандаров и лица в толпе сливаются. Бесконечная вереница сменяющих друг друга улыбок, сверкающих глаз, вскинутые вверх руки кружатся перед глазами. Чувство такое, что я пьяная: настолько, насколько это вообще возможно. Может быть, так и есть. Может быть…

Но сейчас, когда его ладонь сжимает мою, я чувствую это прикосновение так остро, как никогда раньше. Еще я помню аэрокар и как выхожу из него. Уже рядом с домиком Торна. Точнее, рядом с тем домиком, который должен быть нашим общим, но сейчас все эти воспоминания стираются. Остается только настоящий момент, одно мгновение, в которое стягивается и захлопнувшаяся дверь, и наш поцелуй.

Он… странный. Я просто раскрываю губы, а в следующий момент уже чувствую, что раскрыта я вся. И то, как его дыхание сливается с моим, кажется самым правильным и самым естественным. От этого чувства, от той глубины, с которой Торн сейчас скользит губами по моим губам, становится не просто горячо. Невыносимо жарко: чувство такое, что я вспыхиваю вся – льдом, пламенем, от полыхающих губ до кончиков пальцев, от желания податься к нему, вжаться всем телом – внутри сладко пульсирует, и я подаюсь, вжимаюсь, скольжу телом по телу, вырывая из его груди хриплое рычание.

– Лаур-р-ра! Ты что творишь?

– А на что это похоже? – интересуюсь я и облизываю губы.

Непроизвольно. Но там, где только что был его язык, они кажутся настолько чувствительными, что я невольно выдыхаю стон. И вижу, как его зрачки сначала расширяются, а после стягиваются в стилеты, острую звериную вертикаль, о которую можно порезаться, как о только что треснувшую льдинку.

Торн подхватывает меня на руки, и я делаю то, что хотела сделать уже очень давно: вплетаю пальцы в его волосы, пробуя короткие жесткие пряди подушечками пальцев. Пропуская их под ладонями и получая такой прищур, от которого сердце на мгновение дергается и замирает. Совсем как там, на склоне.

– Хочу тебя, – хрипло говорю я.

Выдыхаю это ему в губы и смыкаю их плотно.

Дверь Торн открывает плечом, и мы оказываемся в спальне. Пальто – на полу, а следом за ним и платье – когда дракон раскрывает молнию на спине. Оно падает к моим ногам, ложится облаком снега, и кажется, падение этого снега я действительно слышу. Этот едва уловимый шорох, заставляющий мое сердце биться чаще. Или чаще заставляет биться его взгляд, скользящий по моему телу. Вертикальный зрачок удлиняется, особенно когда я расстегиваю его куртку.

Впрочем, нет.

По сравнению с тем, каким он становится, подсвеченный ободком ледяного пламени, – когда я запускаю ладони под его джемпер, предыдущее почти ничего не значит. Торн перехватывает мои руки, останавливает их.

– Ты снова надела чулки, Лаура?

– Что поделать, – снова облизываю губы, не в силах отвести взгляд от его звериного прищура. – Чувствую себя голой, когда выхожу из дома без них.

Слово «голой» я, кажется, слегка растягиваю.

В следующий миг я уже оказываюсь на кровати. Падаю в белое покрывало, как в снег, и ощущения примерно такие же – прохлада и мягкость окутывают разгоряченную кожу настолько остро, что я задыхаюсь от этого чувства. А потом задыхаюсь от ощущения скольжения пальцев вдоль кромки чулок и выше.

Зачем ему пламя, если он может обжигать так?

Тянусь к его лицу, обхватываю ладонями и приподнимаюсь, чтобы раскрыть сильные губы поцелуем. На этот раз это – моя инициатива, когда я прижимаюсь кружевным бельем к грубой ткани джемпера, из груди дракона снова вырывается рычание. Оно втекает в меня, отражаясь, кажется, в каждой клеточке тела, заставляя дрожать в ожидании несоизмеримо большего.

Мгновение – и мои запястья уже перехвачены, а руки над головой. Ему не составляет труда удерживать меня… как будто я хочу вырываться. Нет, пожалуй, хочу! Мне хочется скользить ладонями по его груди, по его прессу, повторять кончиками пальцев литые мыщцы…

До той минуты, пока его ладонь не накрывает мою грудь прямо поверх белья. Воздух во мне кончается в бесчисленный раз за этот вечер, от острого прикосновения на грани – когда он сжимает чувствительную горошинку соска вместе с кружевом – на миг темнеет перед глазами.

– От… пусти, – хрипло говорю я.

И снова падаю в его взгляд, когда пальцы один за другим разжимаются.

На запястьях, где под кожей бешено бьется пульс. И на груди – стягивая чашечку вниз, царапая сосок кружевом.

Сильные ладони разводят мои бедра, и сейчас, когда я раскрыта – вся, полностью, мне хочется чувствовать его еще сильнее.