Максим Виноградов - Реинкарнация Тьмы

— Если бы я этого не сделал, мы тут все сейчас не сидели! — выкрикиваю я.

— У меня другие данные, — говорит судья, — Даже если мы на секунду поверим вам и предположим... Я повторяю — лишь предположим! Что некие злые силы действительно хотели взорвать собор... Все равно у них не было никаких шансов это сделать.

— Конечно, не было. Потому что мы им помешали! Хранилище...

— Согласно указа канцлера, хранилище, находящееся ранее под Собором Святого Михаила, перенесено далеко за город. И уже давно. Кстати, под прямым руководством и контролем вашего друга Марио Грассо, о чем есть свидетельства: как фактические, так и документальные...

Мне будто под дых дали, дыхание сбивается, мысли меркнут, в глазах двоится.

— Таким образом, у ваших гипотетических террористов не было ни единого варианта или возможности что-то там взорвать, — продолжает судья, — Поскольку отсутствует главный элемент, необходимый для взрыва — энергон.

— Вы хотите сказать...

— Я говорю о том, — он не дает сбить себя с толку, — Что вы преступник, чудовище! Приносящее людей в жертву собственным нелепым и мрачным фантазиям! Я не знаю, как...

Он продолжает свою пылкую речь, но я уже не слушаю, погрузившись в невеселые раздумья. Неужели это правда и энергона там и не было? Не может быть! Получается, я и вправду маньяк, больной? Архимаг, Нейти... Не могло же мне все это привидится? Или...

Меня уводят обратно в клетку, заседание суда продолжается. Я сижу, мало на что обращая внимание. Нет сил — ни телесных, ни духовных. Нет морального ощущения правоты. Нет желания бороться.

В качестве свидетеля вызывают Марио. Он держится независимо, с гордо поднятой головой и осознанием собственной непричастности. Он гвоздит меня взглядом, поносит словами. Когда Грассо направляется к выходу и проходит мимо, я умудряюсь собраться с силами и плюнуть в его сторону. С удовольствием отмечаю, что мой плевок попал точно в адресата.

— Сука! — Марио взрывается и хватается за место, где должны бы висеть его пистолеты, — Давно нужно было тебя пристрелить!

Его уводят, мне делают длительное внушение.

Следующую для дачи показаний вызывают Хельгу. Ведьма не смотрит в мою сторону, совсем. Она выглядит такой же полуживой, отрешенной. Она свидетельствует против меня, и я поддерживаю ее всей душой. Пусть уж лучше вся вина будет на мне. Возможно, так оно и есть на самом деле.

Приходит черед Григория. Он не добавляет к другим показаниям ничего нового, строго придерживаясь версии, изложенной в официальных протоколах. На прямой вопрос судьи, считает ли он мои действия недопустимыми, Химик лишь усмехается.

— Про последнее дело в Гамбурге я не могу ничего сказать, меня там не было, — Григорий делает театральную паузу и продолжает, — Что касается остальных моментов... Я считаю, что Глеб действовал настолько хорошо, насколько ему позволяла текущая ситуация и его навыки. Для меня было честью работать с ним!

«Что ж ты творишь-то, старый черт!» — думаю я, — «Вместе же на плаху загремим!»

Но на душе становится теплее. Хоть я и понимаю, что это очень эгоистично.

Последней перед судом предстает Анжела Сенна. Она стоит гордо, на все вопросы судьи отвечает односложно, с видимой неохотой. Когда речь заходит о наших отношениях она надолго замолкает.

«Ну же, давай!» — шепчу я про себя, — «Отрекись! Скажи, что ненавидишь меня! И спасешься. И будешь жить дальше!»

Анжела пересекается взглядом со мной.

— Мы любим друг друга, — тихо произносит она.

Вот черт, что же ты наделала? Что на тебя такое нашло, Принцесса?

Девушку уводят, начинается долгое обсуждение улик, показаний, отчетов.

Я теряю счет времени, прихожу в себя только когда слышу, как кто-то громко выкрикивает мое имя.

— Вставай! — рявкает дюжий полисмен, — Сейчас будет оглашение приговора.

Судья кладет перед собой внушительную стопку бумаг и начинает читать вслух. Сначала идет долгая деловая шапка, с перечислением всех участников, свидетелей и потерпевших. На меня нападет тоска — неужели он собирается прочитать все дело целиком!?

Но нет, такое испытание не под силу ни самому судье, ни собравшемся в зале людям.

Он долго перечисляет все преступления и злодейства в которых я обвиняюсь, вскользь упоминает смягчающие обстоятельства. И, наконец, переходит к самому важному.

— Посовещавшись и взвесив все материалы дела, суд принял следующее решение, — громогласный голос судьи разносится по всему залу.

Он обводит взглядом ряды слушателей и, в полной тишине, продолжает.

— Обвиняемый Марио Грассо! Вы целиком и полностью оправданы и признаны невиновным. Поздравляю! — в зале слышатся редкие хлопки в ладоши, — Вы можете вернуться к своей службе в полном объеме, без всяких штрафных санкций.

Марио отвешивает сдержанный поклон суду, на его лице не дрогнул ни единый нерв. Такое ощущение, что он был абсолютно уверен в благоприятном исходе.

— Обвиняемая Хельга Сансет! — продолжает судья, — С учетом всех смягчающих обстоятельств... хм... а также по личному поручительству вышеупомянутого Марио Грассо... суд помиловал вас и отпускает на испытательный срок длительностью один год.

Для Хельги это отличный исход, хотя, возможно, она этого и не осознает. На ее лице я не вижу жизни, вижу лишь полнейшее равнодушие.

— Обвиняемый Григорий Леманн! Вы признаны виновным по всем статьям. Приговор — смерть!

Бум! Как удар кувалдой по лбу. Как? За что? Химика то за что? Я не успеваю толком прийти в себя, а судья уже читает дальше.

— Обвиняемая Анжела Сенна! Виновна! Приговор — смерть!

— Нет! — я хотел бы закричать, но из моих уст вырывается только хриплый шепот.

Все рушится. Спасти себя я и не рассчитывал, но хотя бы вызволить Анжелу — признаюсь, робкая надежда была.

— И, наконец, главный обвиняемый, Глеб Штельмахер.

Судья делает театральную паузу и добивает. Опускает молот на наковальню.

— Приговор — смерть!

В зале поднимается гул. Частично удивленный, по большей части — одобрительный. Уже никому не интересно, что будет дальше.

Судья собирает бумаги в толстую папку, сует ее в подмышку и в последний раз поднимает взгляд на обвиняемых.

— Приговор привести в исполнение в течении двадцати четырех часов, — говорит он и, развернувшись, уходит.

Я начинаю путь.Возможно, в их котлах уже кипит смола,Возможно в их вареве ртуть!Но я начинаю путь...

Представьте себе идеальную, максимально минималистичную камеру для одиночного содержания человека полностью отдельно от внешнего мира. Небольшая клетушка, высота которой не дает выпрямиться в полный рост, длина едва позволяет вытянуть ноги, а ширина как раз равняется ширине дверного проема. Стены из прорезиненного материала, чтобы заключенный, не приведи Единый, не навредил сам себе. От тусклого светильника льется свет, которого только-только хватает, чтобы различать предметы. В одном конце камеры из потолка неторопливо сочится холодная вода, внизу имеется сливное отверстие, куда также подразумевается спускать все свои отходы. В другом конце комнатки в стену встроена небольшая емкость, с известной периодичностью наполняющаяся питательной жижей, которую можно есть руками.