Сара Бреннан - Тропа ночи [litres]

Упоминание об Оксфорде не произвело впечатления на Пруденс. Ее вообще было трудно чем-нибудь впечатлить. Это в ней и нравилось Эмброузу сильнее всего.

– Прочитай мне что-нибудь из своих стихов, – попросила она. – Только не самое сентиментальное.

Эмброуз улыбнулся. Остановился на мосту у памятника древней ведьме, прижал к сердцу их сплетенные руки и продекламировал:

– Сначала попробуй поймать эту львицу, – изогнула губы Пруденс. – Я бы не рискнула. И вообще львам не место в любовной поэзии.

– Неправда, – возразил Эмброуз. – Львы присутствуют во всех лучших любовных стихах. Например, в древнейшей любовной поэме, написанной четыре тысячи лет назад, тоже есть лев. «О лев, дорогой моему сердцу. Велика твоя красота, любимый мой».

Под каменными арками струилась река Арно. Воды ежеминутно обновлялись, а тени оставались прежними.

– Ты писал стихи, – заметила Пруденс, – но перестал. Почему?

– Во сне ко мне явился Люцифер, – объяснил Эмброуз. – И велел выполнить мое темное предначертание. Написать некое письмо одному человеку, которого я знал в Оксфорде. Нежному мальчику, который меня… любил. Среди людей любовь к человеку одного с тобой пола иногда считается преступлением. А он был всего лишь человек. Но когда я выполнил поручение Темного повелителя и погубил этого юношу… Мне как-то расхотелось писать стихи.

Им не положено было вести разговоры о предначертаниях. Полагалось лишь повиноваться.

– Темный повелитель никогда не хотел, чтобы мы питали склонность к чему-либо, – прошептал Эмброуз ненамного громче журчания реки. – Интересно, почему?

Темный повелитель со своими темными предначертаниями. Он требовал от всех, чтобы они закрыли свои сердца. Чтобы, превозмогая собственную боль, учились ранить других. И тогда твоя заботливая душа разучится летать и станет тварью, ползущей в оковах.

И ведьмы, все до единой, с этим мирились, заключил Эмброуз. Даже не замечали, что повелитель заманивает их в ловушку.

А Ник Скрэтч заметил. И решил положить этому конец.

Ради любви к Сабрине – мотива, который Эмброуз полностью разделял.

Эмброуз недооценил студентов академии Блэквуда. Он так долго пробыл взаперти, вдали от ведьм и колдунов, что поначалу видел в сиротках, живущих в академии, лишь новое развлечение. И Ника Скрэтча тоже не принимал всерьез. До самой последней секунды он не замечал истинной сути Ника. Красивый мальчик, любитель развлечений. Толковый парень, любивший книги и Сабрину. С жадным любопытством изучавший такие простые людские вещи, как школьные танцы и молочные коктейли. И вдруг Ник одним махом перевернул представление Эмброуза. Он сошелся лицом к лицу с Темным повелителем и совершил то, о чем Эмброуз мог только мечтать. Ник спас Сабрину.

– Ты думаешь о Никки, – заметила Пруденс.

– По-моему, он был храбрым парнем. Вырос среди волков и ведьм, но тянулся совсем к другому. Я и не знал.

– Глупость он сделал, – заявила Пруденс. – И всегда был дураком. Мы когда-то встречались. Он бросил и меня, и моих сестер, сказал, что ищет чего-то настоящего. Как будто мы не настоящие! Надо было прибить его тогда, и всем бы стало легче.

– Забудь все, что я сейчас говорил, – велел Эмброуз. – Этот Ник мне не так уж и нравится. Бросил тебя? Да он круглый идиот.

От этих слов она улыбнулась.

Эмброуз недооценил не только Ника. Хуже того, он недооценил Пруденс. Впервые увидев ее, он подумал: «Вот это да!» Она была самой эффектной женщиной, какую он видал, и сразу стало ясно, что она тоже сочла его красавчиком, а значит, в придачу обладала еще и хорошим вкусом. В первый же вечер она постучалась к нему в дверь, а следом за ней потянулись не менее эффектные подружки.

Через несколько месяцев Пруденс подошла к нему в академии и выразила интерес к дальнейшим встречам. После этого они провели вместе немало приятных часов. Она была не только красива, но и интересна в общении, однако Эмброузу и в голову не приходило задуматься о ее чувствах.

Но потом Пруденс восстала против своего отца, первосвященника. Когда Блэквуд обидел ее сестер, она в гневе набросилась на него.

«В каждом из нас скрыто гораздо больше, чем ведает наш темный бог, – подумал Эмброуз. – И гораздо больше, чем ведаем мы сами. Люцифер Морнингстар был побежден потому, что решил, будто мы без боя отдадим ему Сабрину».

Люцифер искренне верил, что любовь – никому не нужная ерунда. Ошибался.

Эмброуз и Пруденс рука об руку вернулись в отель. Эмброуз забронировал отдельные номера, однако связанные общим балконом, с которого открывался роскошный вид на Флоренцию. Потолок балкона был выложен красно-синей плиткой. На ветру тихо покачивалась люстра.

Каждый вечер Эмброуз прощался с Пруденс в дверях, обещая, что утром они наконец-то совершат возмездие.

Но сегодня она, не расцепляя рук, сказала:

– Погоди.

Эмброуз погодил.

– Зачем ты здесь? – резко спросила она. – Да, мой папаша арестовал тебя за убийство и угрожал твоим родным. Я прекрасно понимаю, что у тебя руки чешутся прибить его. Но гоняться за ним по всему свету – это совсем другое дело. Ты не из тех, кто наслаждается местью.

Нет. Он поэт и привык наслаждаться красотой.

Эмброуз открыл было рот и хотел сказать: «Потому что ты плакала и умоляла помочь сестрам, а потом обнажила меч и с убийственной точностью вонзила его во врага. Потому что в тебе столько разных оттенков красоты, что я не могу отвести глаз».

– Да ладно, – перебила Пруденс. – Не важно. Главное – что ты здесь.

И зажала поцелуем его открытый рот. Эмброуз онемел. Потом – тетя Хильда дураков не выращивает – с жаром ответил на поцелуй. Пруденс ухватила его за жилет и потащила к себе в спальню. Пленник сопротивления не оказал.

На пороге Эмброуз притормозил, взял в ладони безжалостное как нож лицо Пруденс, поцеловал и изумился ответной нежности. Он понятия не имел, сколько ей лет. Подобные мелочи не имеют значения для ведьм, они живут долго и взрослеют не быстро. Однако он знал, что она моложе его, потому что до сих пор учится в академии. Еще совсем недавно она надеялась хоть что-нибудь получить от отца. Но Блэквуд сокрушил ее мечты. Уже за одно это Эмброузу хотелось его убить.

Однажды, когда их компания приговорила Пруденс к смерти, он неуклюже пошутил, что будет скучать по ее телу. Как будто тело – это все, что у нее есть.

Эмброузу больше не хотелось повторять ту ошибку – относиться к ней как к пустому месту.

– Львица, – выдохнул он. – Перестань. Наверное, не надо.

Пруденс отпрянула от него, и глаза превратились в полные ярости черные дыры.