Марина Дяченко - Ведьмин зов

Он тут же отступил на несколько шагов, нарочно увеличивая дистанцию:

— Что вы здесь делаете, Эгле?

— Просто сижу. — Она нервно усмехнулась. — Я пропустила свой самолет.

— Помочь с билетом?

— Нет, спасибо, все уже решилось.

— Вас интересует приговор по делу «Новой Инквизиции»?

— Приговор, — повторила Эгле, будто пытаясь понять, что он имеет в виду. — Нет. Мне все равно, что им присудят, я не желаю об этом больше думать.

— Но вы чего-то от меня хотите?

— Да. — Эгле поразилась своей наглости. — Я хочу связаться с Мартином… Старжем, звоню повсюду, а меня все отфутболивают.

— Зачем? — спросил он с вежливым удивлением.

— Мартин спас мне жизнь. Я хотела бы немного ему отплатить… добром, что ли. Помочь.

— Чем же вы можете ему помочь? — Он говорил отстраненно, как будто разговор с каждым словом навевал на него все большую скуку. Эгле разозлилась:

— Это он пусть решает. Если скажет, что не хочет со мной говорить, я исчезну.

Великий Инквизитор разглядывал ее с сомнением, переходящим в подозрение. Эгле посмотрела на себя со стороны и ужаснулась: этот человек сейчас может вернуть ее в то место, откуда она только что вышла. Или отправить в подвал на профилактический допрос. Чрезвычайное положение в Однице ослабили, но не отменили полностью.

Он вытащил телефон. Эгле готова была пуститься бежать, но знала, что ее все равно поймают.

— Мартин, ты хочешь поговорить с Эгле Север? Да, прямо сейчас?

Эгле задержала дыхание. Великий Инквизитор помолчал секунду, потом протянул ей свой телефон. Эгле чуть не упустила трубку, теплую, согретую чужим прикосновением.

— Привет, — сказала она в тишину.

— Ты не улетела? — спросил в трубке Мартин, и Эгле поразилась звуку его голоса, совершенно больного. Ее прошибло потом:

— Ты как вообще?!

— Я в порядке, — мертво отозвался Мартин.

— Я хочу сказать, что ты лучший человек, которого я встречала, — сказала Эгле. — Ты светишься изнутри, Мартин. Я сегодня сидела в спецприемнике, в духоте, среди всех этих ведьм, постарше, помоложе, проще или образованнее… я думала: вот, никто из них не прошел инициацию. У них дети, семьи, работа, учеба, планы… Ворчат, бухтят, ругаются… Я подумала: ты это сделал! Там были все на нервах, сесть некуда, воды не хватает… а я такая спокойная, как удав. Я знала, что ты решишь все проблемы. Ты спас школу, город, всех нас, и никто не мог бы сделать лучше на твоем месте, это же не сказка с единорогами, где не бывает жертв. — Она перевела дыхание и вдруг испугалась, что трубка давно пуста: оборвалась связь. Или он закончил разговор, убрал телефон от уха…

— Когда у тебя самолет? — тихо спросил Мартин на той стороне связи.

В этот момент Эгле увидела лицо Великого Инквизитора, стоящего рядом, и во второй раз чуть не выронила трубку.

Квартира может многое рассказать о хозяине, но только не эта. Здесь не живут, здесь ночуют. В холодильнике Эгле нашла замороженную пиццу, вот и все.

Она обрадовалась было, увидев мандолину в чехле:

— Ты играешь на мандолине?

— Это моей бывшей, — сказал он равнодушно. — Никак не пришлет кого-то, чтобы забрать.

— М-да. — Эгле сбавила тон. — Извини.

— Никакой драмы. — Он через силу улыбнулся. — Все нормально. Она, по ходу, собирает коллекцию статусных родственников. Теперь у нее племянник герцога.

— Ого, — сказала Эгле.

На экране телевизора беззвучно шевелил губами Клавдий Старж. Микрофоны на столе перед ним казались жадными птицами, слетевшимися к кормушке, вспышки камер перебивали друг друга, журналисты теснились, тянули руки, выкрикивали с места; Великий Инквизитор сидел неподвижно, как скала среди шторма, и даже, кажется, не мигал.

— А я малодушно оттуда сбежал, — сказал Мартин.

— Ты уже сделал все, что надо. Хватит, ты не единственный инквизитор в этой стране…

— Я, похоже, уже больше не инквизитор.

— А что, так можно?!

Мартин пожал плечами.

— И ты перестанешь быть инквизитором, — Эгле говорила осторожно, боясь спугнуть удачу, — не будешь видеть ведьм, перестанешь лезть к нам в мозги, а я перестану чувствовать, как от тебя тянет мурашками по коже…

— Нет, не перестану. Это физиология, она обратно не перестроится. Но мантию я сниму и жетон сдам.

— Жаль, — вырвалось у нее, и она поспешила поправиться: — В смысле, жаль, если ты нас, ведьм, оставишь на произвол судьбы. А вдруг я завтра возьму да и пройду инициацию…

— Эгле, — у него перекосилось лицо, — никогда так не шути.

— Прости. — Она испугалась его реакции. — Идиотская шутка, но… послушай. Среди инквизиторов полно сволочей, садистов, просто тупых мужланов, от которых ждать эмпатии — все равно что козла доить. И такой, как ты, единственный из тысяч нормальный человек на этом месте… бросаешь, уходишь? Это неспортивно!

— Они прислали ей ролик «Новой Инквизиции», — сказал Мартин.

— Откуда ты знаешь?!

— Последний урок — информатика. Аккаунт в социальной сети. Личные сообщения. Ролик подкинули одноклассники, которых она потом…

Эгле задрожала. Запах бензина шибанул ей в нос, она судорожно схватила воздух.

— Я идиот. — Мартин резко поднялся. — Я не должен был… прости.

— С-спасибо. — Эгле старалась глубоко дышать. — Спасибо, что ты мне доверяешь. Это важно, очень важно, я должна была знать. Не беспокойся, мне-то не четырнадцать лет…

— Прости, — повторил он беспомощно, стоя над ней, но не решаясь дотронуться.

— Она испугалась, — сказала Эгле. — Испугалась, что то же самое, из ролика, случится с ней… Как же я тебя понимаю, Мартин. Какой же это ужас. Как мне жаль её. И тебя ужасно жаль.

Она осторожно обняла его за плечи, не зная, чем обернется для нее это прикосновение. По коже забегали мурашки, но не ледяные, а теплые. Он благодарно и тоже осторожно, боясь причинить боль, привлек ее к себе. Эгле услышала, как у него бешено колотится сердце.

Они отшатнулись друг от друга, будто смутившись. Будто внезапно передумав. На экране продолжалась пресс-конференция, по-прежнему без звука. Молодая журналистка что-то выкрикивала в микрофон, Великий Инквизитор, до этого смотревший в другую сторону, обратил к ней взгляд — персонально. Девушка попятилась, прокашлялась, заговорила снова — уже по-другому, растеряв агрессию.

— Слушай, а как твоя мать общается с твоим отцом? — шепотом спросила Эгле. — С ним же стоять рядом невозможно. Я имею в виду, ведьме.

— Мама прекрасно себя с ним чувствует вот уже тридцать лет… Хотя все другие ведьмы его боятся до обморока. Это со мной рядом она не может находиться, ее начинает трясти…

— Что?!

Он понял, что сказал лишнее. Развел руками, давая понять, что не хочет больше говорить на эту тему.

— Давай хоть пиццу съедим, — сказала Эгле.