Марина Дяченко - Ведьмин зов

Он вошел в базу зарегистрированных ведьм. Эгле была на контроле две недели назад; ее участкового звали Эрлин Гор, тридцать третий инквизиторский участок города Вижна. Мартин позвонил ему официально — через референта.

На автовокзале в Вижне ее остановил патруль. Здесь чувствовалось напряжение, но не было разлитой в воздухе истерики, как в Однице.

— Вам не жарко? — саркастически спросил пожилой инквизитор, кинув взгляд на ее шорты. Тот, что помоложе, разглядывал картинки на трикотажной куртке: «Одница — солнечный берег». Эгле похолодела.

— Что вы делали в Однице? — спросил пожилой.

— Проведывала любовника, — сказала Эгле. — Но мы расстались. Я… немного не в себе.

Они переглянулись — ее искренность достигла цели. Пожилой со вздохом вернул свидетельство:

— Бывает. Люди расстаются, снова сходятся… Удачи.

До дома она доехала на такси. Вошла и упала на диван; ее рабочий кабинет был увешан самодельными постерами: много портретов Мартина, задумчивого, веселого, жесткого, дурашливого, в рубашке и без рубашки, в пляжном полотенце, в камзоле с кружевным воротником. Эгле, застонав, поднялась и стала обрывать тяжелые листы, они были плотные, глянцевые, они не желали рваться, они, кажется, цеплялись за стены…

А потом она увидела мигающий огонек автоответчика на домашнем телефоне.

— Я вам звоню весь день! С утра! Вы что, не знаете, что происходит?!

Ее инквизитор был небольшим, круглым, неопасным с виду человеком лет пятидесяти, Эгле привыкла считать его кем-то вроде дальнего начальства, докучливого, но в целом безвредного. Сейчас он был так взвинчен, что Эгле почувствовала колющую боль в висках и затылке. А защитного экрана, как у Мартина в кабинете, в виженском офисе предусмотрено не было.

— Я готов был объявлять вас в розыск!

— С каких пор за разбитый телефон объявляют в розыск? — Иглы втыкались все глубже в виски. Эгле говорила, не разжимая зубов.

Инквизитор одумался:

— Вы же знаете, что творится, — сказал тоном ниже. — В четырех провинциях чрезвычайное положение… Вы были в Однице? Вы знаете, что там?!

Он потянулся к пластиковому телефону на длинном шнуре, по виду — своему ровеснику. Набрал номер, сверяясь с запиской на столе. Заговорил совсем другим голосом, торопливо, даже угодливо:

— Она передо мной. Нет, не инициирована. Да, говорит, что приехала сегодня, разбился телефон… что?!

Он удивленно посмотрел на Эгле, потом на трубку. Поманил Эгле пальцем. Эгле подошла к его столу, стараясь не морщиться от боли. Гор протянул ей трубку.

— Алло, — глухо сказала Эгле, уже зная, с кем будет говорить.

В трубке было тихо. Секунда за секундой. Страшно длинная пауза. Что он, язык проглотил?!

У Мартина отнялся язык. Он не верил до последней секунды, не верил, что услышит ее голос, думал, это ошибка.

— Алло! — повторила она громче. — Я не инициирована и ни в чем не виновата!

Двое погибших, похоже, все-таки успели до начала обряда. И не дали ему свершиться. Заплатили жизнью за то, чтобы Эгле осталась человеком.

— Какие претензии ко мне?! — Она закашлялась. Видимо, простуда. И очень нервничает, оно и понятно.

«Я знаю, что ты там была».

Канал официальный, разговор пишется. Если кто-то еще узнает… В лучшем случае она свидетель, а могут посчитать и соучастницей. Сам же Мартин, будучи последовательным, должен изолировать ее пожизненно.

— Никаких претензий, — сказал он тихо. — Все нормально.

И положил трубку. И долго стоял, глядя на дознавателей на парадных портретах, ошарашенно спрашивая себя: я правда это делаю? Я покрываю ведьму, которая решилась на инициацию? Свидетельницу убийства двух инквизиторов?!

— Я могу быть свободной? — Эгле снова закашлялась. Не привезла бы она пневмонию из поездки в курортный край.

— Конечно. — Гор казался теперь пристыженным. — Я, право слово, не знаю, почему он так взбеленился. Нервы, нервы… Все на нервах…

По дороге домой Эгле купила новый дешевый телефон и активировала свой прежний номер. Голосовая почта была отключена, но Мартин звонил ей двадцать семь раз за прошлую ночь. Двадцать семь проклятых раз. Эгле сделалось нехорошо: допустим, он волновался за нее. Возможно, хотел что-то сказать… Но двадцать семь раз?

Гор сказал, что Мартин «взбеленился». Значит, Мартин боялся, что Эгле пройдет инициацию? Что он мог найти у лодочного ангара — он же совершенно точно там был?! У него инквизиторский нюх, чутье, интуиция; может быть, она как-то наследила? Кровь… Отпечатки пальцев на осколках подсвечника… У Эгле дыбом встали волосы — возможно, потому, что поднималась температура.

Вряд ли они станут анализировать кровь на ДНК. Да и не справятся — пара капель из носа Эгле потонула в лужах инквизиторской крови. Подсвечник разлетелся на мельчайшие осколки, отпечатков нет. Эгле забьется в нору и переждет, отлежится. Переживет сперва простуду, потом свою потерю. Ничего никому не скажет, а улик не будет. Даже если море выкинет на берег рюкзак с ее одеждой, пятна уже не поддадутся анализу… наверное. А ведьму с кинжалом не поймают и не допросят, хоть бы ее не поймали и не допросили…

Но Мартин точно что-то знает!

Способен ли он, спасая Эгле от инициации, засадить ее в изолятор бессрочно? Разумеется. Она же вызвала чугайстеров, чтобы сохранить ему жизнь. Вот, сохранила. Теперь он, возможно, захочет спасти ее — от нее самой. Долг — платежом.

Каким светлым и радостным был мир, что едва приоткрылся ей там, в ангаре. Почему она до сих пор здесь, на развалинах своей дерьмовой профуканной жизни, а не там, где полет и свобода?!

…Там заново рожденная мать сидит на Зеленом Холме. Казалось бы, ничего страшного, умиротворяющая и радостная картина. Но от ведьминых побасенок несет первобытным кошмаром. Хтоническим ужасом, тень которого падает на Мартина. Инквизиторов убивают не случайно, а с какой-то целью, и Мартин имеет к этому отношение. Но Эгле должна молчать, потому что сама, по своей воле, явилась вслед за ведьмой в проклятый ангар и своими глазами видела нож с клеймом на лезвии и серебряной с рубином рукояткой…

Голова сейчас лопнет от боли, и все проблемы решатся сами собой.

Прошли почти сутки с момента убийства двух инквизиторов, спецприемники были переполнены; следовало либо продлевать чрезвычайное положение, либо отменять его. Мартин бросил монету. Выпало — «отменить».

Он письменно проинформировал Вижну, что ведьма, убившая инквизиторов, в результате оперативных мероприятий не выявлена и не задержана. Мотивировал отмену чрезвычайного положения — «ввиду дальнейшей неэффективности». Про монету писать не стал.