Марина Дяченко - Ведьмин зов

— Разве ты не должен быть сейчас на службе? — Она не подходила ближе, шла вдоль стены, огибая его по широкой дуге. Тепло камина не спасало: им обоим сейчас было очень холодно.

— Мама, — сказал Мартин, никогда не любивший предисловия, — что вы с отцом от меня скрываете?

Ивга пожалела, что вернулась сегодня домой.

— Скрываем? — Она тянула время. — От тебя?

— От всех, — он не собирался отступать. — И от меня среди прочих.

— Почему ты не спросишь у отца? — Она старалась не смотреть ему в глаза.

— Потому что это касается тебя.

— Так допроси меня. — Она оскалилась. — Тебя ведь учили?

Длинную секунду ей казалось, что он сделает ровно так, как она ему посоветовала. Но он опустил взгляд:

— Вы с отцом усыновили меня?

— Что?!

Она расхохоталась, и на секунду ей сделалось легче. Неужели он пришел к ней с этой глупостью, с этим абсурдным вопросом? Он, наверное, не понимает, почему она так веселится теперь…

— Мартин, — она оборвала смех, — посмотри на себя, на меня, на отца. Тут даже не надо генетической экспертизы. Хотя, если ты хочешь экспертизу — мы можем это сделать хоть сегодня. Ты убедишься, что ты наш родной сын… если это для тебя так уж важно.

Она внимательно следила за его лицом, но не заметила ни облегчения, ни радости, ни даже удовлетворения от полученного ответа. Наоборот, он сделался еще сосредоточеннее.

— Ты считаешь «Откровения ос» описанием вымышленных событий или реальных?

Вот тут Ивге сделалось страшно до обморока. Ее рука непроизвольно потянулась к телефону в кармане.

— При чем тут «Откровения ос»?

— Ну ты же специалист.

— Я ученая, а не инквизитор! «Откровения» — литературный памятник. Пришествие Ведьмы-Матери — художественный образ, убийство ее Атриком Олем — метафора, отражающая вечную и жертвенную борьбу Инквизиции со злом…

Если я прямо солгу, подумала Ивга, он сразу заметит.

— Мартин, — она повысила голос, пытаясь за раздражением скрыть страх, — у меня был тяжелый день. Ты приехал из Одницы впервые за полгода, чтобы поговорить о литературе?! Будь добр, мой руки, садись за стол, давно пора ужинать…

— Я не хочу есть. — Он не двинулся с места. — Я посижу… дождусь отца. Можно?

— Это твой дом, — сказала Ивга сухо. — Делай что хочешь.

Она поднялась в спальню, стараясь не трястись хотя бы явно. Ее сын, идеалист, молодая ищейка, взял след, который от него прятали все эти годы. Если Клавдий между жизнью Ивги и безопасностью человечества выбрал первое, то насчет Мартина она вовсе не была так уверена.

Клавдий долго не отвечал, Ивга начала тревожиться: обычно на ее звонки он реагировал моментально.

— Клав, здесь Мартин. Он…

— Почему он не в Однице?! — По его голосу Ивга поняла, что все ее дурные предчувствия готовы сбыться. Либо уже сбылись.

Эгле стояла в самом начале дороги, у каната, натянутого над головами восторженной толпы. Оставалось сделать первый шаг, самый первый. Тогда возврата не будет. Эгле подалась вперед, оторвала подошву от пола…

И увидела Мартина у противоположной стены ангара. Он стоял, будто в луче прожектора, Эгле могла различить каждую прядь светло-русых волос на мокром лбу, шрам на скуле, щетину на впалых щеках. Он был здесь — но Эгле знала, что его здесь нет.

Ее пальцы разжались. Свеча в подсвечнике-стакане грянулась о бетонный пол. Зазвенело стекло, свеча погасла, удивительный мир пропал. Вокруг Эгле был ангар, под потолком вполнакала горела лампочка, запертая в клетку.

— Нет, — сказала Эгле. — Спасибо, но… нет.

Ведьма смотрела, как ни странно, без осуждения. С сочувствием:

— Почему?

— Не хочу. — Эгле облизала растрескавшиеся губы.

— Жаль, — сказала ведьма. — Я думала, мы встретим их вместе.

— Кого?!

Снаружи, очень близко, взвыла сирена — не полицейская. Инквизиторская.

— …Но встретишь их ты одна. — Ведьма кивнула. — И, когда они пожизненно тебя запрут, вспомни, что это твой выбор.

Было почти темно, вокруг на галечном пляже стояли вытащенные из воды катамараны — как туши морских животных. Вдоль пляжа, вопя сиреной, светя фарами, разбрасывая гальку из-под колес, летела инквизиторская машина. И, разумеется, они уже заметили Эгле, бежать было поздно.

Двое выпрыгнули из машины — оперативники в рабочем режиме. Эгле почувствовала обоих, как колючую проволоку под высоким напряжением, и протянула регистрационное свидетельство:

— Все в порядке. Вот мои документы.

Ей посветили в глаза фонарем.

— «Глухая», — сказал один инквизитор другому. И тут же, без паузы, накрыл Эгле оперативным приемом, ввинчиваясь в мозг.

Она упала и на несколько секунд отключилась. Пришла в себя, лежа на гальке: пахло морем и железом. Кровь хлестала из носа, заливая блузку и куртку-пиджак. В ангаре метался свет фонаря:

— Инициация! Суки!

— Что вы делаете? — прошептала Эгле, пытаясь подняться. — Я законно… на учете…

Тот, что ударил, наклонился над ней, навис, черный на фоне полутемного неба:

— Где она?!

— Я не знаю, о чем вы… — начала Эгле, и он снова хлестанул ее, не касаясь:

— Ты заговоришь, тварь!

«Ты зло, ты грязь, наказание будет суровым». Эгле показалось, что все повторяется, только на месте самозваных инквизиторов теперь настоящие. И неоткуда ждать спасения, потому что Мартин больше не придет.

— Убийства инквизиторов в трех провинциях, Ридна, Альтица, Бернст. Твои личные дела меня не касаются. Почему ты не на рабочем месте?

В камине горел огонь, ярко и весело, как на праздник. Отец в трубке не кричал — он никогда не кричал, когда был серьезен. Чем хуже шли дела, тем тише, суше, прозрачнее делался его голос:

— Если к полуночи тебя не будет в Однице, там сменится куратор.

Связь оборвалась. Мать стояла на лестнице и смотрела вниз, совсем как в тот день, когда Мартин впервые увидел в ней ведьму.

— Я поеду, — сказал он, стараясь не смотреть ей в глаза. Не причинять лишней боли.

— Пожалуйста, будь осторожен, — сказала она шепотом. — Береги себя. Я очень прошу. Серьезно.

— Не волнуйся. До свиданья. — Он вышел, тщательно закрыв за собой входную дверь.

Кирпичная дорожка блестела в свете фонаря. Покачивались голые зимние ветки. Еле слышно поскрипывала скамейка-качалка, пустая, и стояла на краю стола забытая чашка.

— Мартин!

Распахнулась дверь за его спиной. Он обернулся. Секунду они смотрели друг на друга.

— Ничего, иди. — Мать отступила вглубь дома. — Если они убивают инквизиторов… Мартин. Я тебя очень прошу.

— Меня не убьют, — сказал он тихо.

— Я не прошла инициацию. — Скорчившись на гальке, Эгле больше не пыталась подняться. — Я не могу вам ответить. Я не знаю.