Марина Дяченко - Ведьмин зов

Все вскроется. Все непременно вскроется, Старж уже напал на след. Лоран напрасно дал себя уговорить давнему другу и патрону. Никакая карьера этого не стоит.

Лоран первым нашел тело Иржи Бора — на съемной квартире, где тот жил в процессе развода с женой. Заместитель куратора лежал на кухонном столе, среди опрокинутых кофейных чашек, держа в зубах собственное сердце. Место смердело кровью и ведьмой.

Она скрылась бесследно. В ситуации, когда Мартин Старж задержал ведьму в одиночку, Руфус упустил убийцу, а ведь погиб не рядовой оперативник, а второй человек в иерархии округа. Приличный куратор должен бы подать в отставку после такого провала, но Руфус сказал: «Я им такой радости не доставлю», — имея в виду обоих Старжей, старшего и младшего.

Утром Руфус официально сообщил сотрудникам, что Иржи Бор умер дома от сердечного приступа. Все знали, что заместителю куратора тяжело давался развод. Никто не рассматривал с лупой свидетельство о его смерти.

Лоран своими руками мыл кухонный пол на съемной квартире Бора. Его тошнило, но не от вида крови. Его бросало в тоску при одной мысли об этой ведьме — непринужденно вырезавшей инквизитору сердце.

Руфус сказал: «Я никогда тебе этого не забуду. Когда я займу кресло Старжа, ты станешь куратором Ридны». И продвинул его по службе, и Лоран поддался соблазну; жена, считавшая его неудачником, подобрела, даже сыновья-подростки смотрели теперь по-другому. Но, право слово, как же он раскаивался теперь. В каком страхе он жил. Как мучила его совесть.

Облава за облавой — и ничего. Ведьма будто растворилась, а может быть, покинула Ридну. Лоран втайне на это надеялся. Собственное сердце Лорана Сороки, не очень молодое и не вполне здоровое, было очень дорого ему. И в зубах оно не поместится.

Машина шла по левой полосе подземного шоссе. Мигали сигналы, запрещающие остановку. Зарешеченными темными ртами дышали вентиляционные отверстия. Из одного из них вырвался бумажный стикер и, порхая, как бабочка, присел на ветровое стекло прямо перед глазами Лорана.

Черной тушью на стикере был нанесен клин-знак, старинное орудие ведьмы. Инквизитор-оперативник успел бы себя защитить, но Лоран был инквизитором-функционером. Теряя сознание, он вывернул руль, насмерть сбил мотоциклиста и врезался в бетонный отбойник между полосами.

Под сводами старейшего тоннеля провинции Ридна прозвучал женский хохот.

Пахло морем, ржавчиной, рыбой. Высоко под потолком загорелась единственная тусклая лампа в железной оплетке. Эгле с порога оглядела лодочный ангар, пустой; у дальней стены помещалась железная катушка, серый металлический канат тянулся через все помещение к ногам Эгле.

— Как-то это безрадостно. — Эгле чувствовала, как мерзнут пальцы в зимних ботинках. — Я думала, будут чудеса.

— Ты пока не знаешь, — серьезно сказала ведьма, — понятия не имеешь, что такое чудеса. Твои глаза заклеены, твои веки зашиты.

Чемодан Эгле остался в камере хранения небольшой гостиницы в центре. Глупо идти на инициацию с чемоданом барахла. Но глупо и бросать чемодан посреди улицы; рюкзак с ноутбуком на спине теперь мешал ей, казался лишним, оттягивал плечи. Эгле положила его у стены на бетон — оранжевый легкий рюкзак казался здесь ужасно неуместным.

Ведьма щелкнула зажигалкой. Зажгла красную свечу в стеклянном стакане:

— Свора не вечна. Знаешь, что это значит?

— Нет. — Эгле взяла из ее рук свечку.

— Это значит, наши враги умрут все до единого.

— А если мы умрем раньше? — Эгле не знала, что ее дернуло за язык. Ведьма внимательно на нее посмотрела:

— Ты пройдешь свой путь и все узнаешь сама.

— Как-то лаконично, я думала, будут инструкции…

Ведьма улыбнулась:

— Придет время умирать — умирай. Придет время родиться заново — рождайся. И когда ты дойдешь до конца, ты откроешь глаза и увидишь. Иди!

Ее голос был как прикосновение. Эгле, сама не желая, посмотрела в противоположный конец ангара: железный канат лежал на бетонном полу, как… нет, не лежал, а был натянут в вышине, над головами множества восторженных зрителей, и все смотрели вверх, и все аплодировали заранее, шептали ее имя, знали все ее работы. Детали. Трогательно, до нитки, до эскиза. Им было важно, они тратили время своей жизни, разбирая работы Эгле Север.

Она пришла сюда, чтобы проверить границы дозволенного, посмотреть, как далеко сможет зайти, и потом отступить, конечно. Она хотела ненадолго сбежать из своей жизни, которая за пару минут превратилась в ад. Переступая порог, она была уверена, что сбежит из ангара тоже, но ангара-то больше и не было: вокруг Эгле вертелся и набирал силу другой мир, и она осознала, что к этому-то миру всю жизнь стремилась, подозревала о его существовании, мечтала, видела во сне. Настоящий, притягательный, теплый, полный любви…

Ходить по канату легко.

Чтобы узнать мобильный телефон Эгле Север, занесенный в базу неинициированных ведьм, Клавдию достаточно было открыть компьютер. Он боролся с собой, понимая, что Эгле не рада будет его слышать, что такой звонок станет вмешательством в ее личную жизнь, а может, и насилием.

Мартин сказал: «Не смейте меня контролировать» — и прервал разговор. С тех пор Клавдию казалось, что между ними разорвана связь. Он больше не чувствовал Мартина; там, где прежде крепилась эта нить, теперь была пустота. И это, разумеется, достойная отплата за суетливое внимание, постоянную опеку, готовность сразу звонить, отзываясь на неприятности взрослого сына. И Мартин, наверное, рад.

Клавдий нашел телефон Эгле в базе и задумался, с какого бы номера ей позвонить, чтобы не напугать, но в этот момент зарокотал стационарный рабочий аппарат на столе, и референт соединил Клавдия с Руфусом из Ридны.

— Да погибнет скверна…

По первым же словам Клавдий понял, что дела у Руфуса очень плохи.

Слушая его хриплый простуженный голос, Клавдий поймал себя на не вполне пристойном злорадстве: удачно, что столь чудовищная история случилась именно в Ридне, у Руфуса, с его непомерным самомнением.

— Опознали мотоциклиста, — обреченно продолжал Руфус, — он тоже из наших, участковый инквизитор, двадцать три года…

— Ведьму взяли?

— Патрули…

— Я спрашиваю, ведьму взяли или нет?!

В дверь постучали, и заглянул бледный референт:

— Патрон, там висит еще звонок из Бернста… У них проблемы.

Поворачивая ключ в двери, Ивга уже знала, что Мартин в доме. Холодный ветер, мурашки по коже, ломота в костях.

— Мартин? — Она остановилась на пороге.

Горел камин. Он стоял, протянув руки к огню: в Однице и Вижне слишком непохожий климат. Он тоже замерз сегодня вечером, этот полузнакомый инквизитор, вселившийся в ее сына. Чужой человек, когда-то бывший тем мальчиком, чье фото стоит на каминной полке.