Святослав Логинов - Быль о сказочном звере [сборник рассказов]

Лежащий монах только чуть слышно вздохнул и закрыл глаза.

— Ах, не перебивайте же меня! — в нетерпении вскричал Раймунд. — Вам была дана полная возможность говорить в свою пользу, перечислять те области, где сие пагубное открытие могло бы показать себя с хорошей стороны. Теперь буду говорить я! Помимо потрясений преходящих будут утраты невосполнимые. Погибнут старинные произведения гениальных ювелиров. Сделанные из никчемного феррума, кому будут нужны эти украшения? Исчезнут целые ремесла, запустеют цветущие области, никто больше не пойдет в пустыню на поиски упавших небесных камней, одни дикари будут бродить по бесплодным пескам. Зачахнут науки, да-да, твои любимые науки зачахнут! Ныне сотни астрономов сидят у зрительных труб, ожидая появления болида, кому он будет нужен завтра? Опытнейшие и искушенные в арифметических действиях ученые рассчитывают время появления падающих звезд. К чему?

Государь замолчал и отер с чела пот. Алхимики лежали недвижимо.

— Что ж ты молчишь? — спросил государь. — Тебе нечего сказать! Вот потому-то я, скрепя сердце, решил умертвить тебя и твоего подручного, а заодно и шпиона — он уже мертв. Так что никто не узнает, получили ли вы земное железо и как вам это удалось. Прощай!

С этими словами маркграф вышел. Алхимики словно не заметили его ухода. Септимус лежал, закрыв глаза, а в темных зрачках Берга никто не сумел бы прочесть его мыслей, да никого это и не интересовало.

С того дня прошло без малого полгода, когда однажды, ранним утром, государь был поднят с постели перепуганным казначеем. С железными слитками и инструментом алхимиков произошло нечто непонятное. Их густо покрывал налет наподобие зеленой пленки, что ложится на старую медь, но грязно-рыжего цвета.

Раймунд взял в руки удивительный молот Берга. На ладонях остались желтые пятна. Государь презрительно усмехнулся и промолвил:

— Все-таки я оказался прав. Истинное железо не ржавеет. А это, обратился он к казначею, — вычистить до блеска, набить из него полновесной монеты и тайно, по частям, пустить в обращение.

И, помолчав, добавил:

— Деньги чеканьте французские.

И эта последняя фраза более всего убеждает историка, что все вышерассказанное является чистой, неприукрашенной правдой.

- ...есть и иные авторы, но все они подобны названным. Слушай, я читаю: "Возьми по части сладкой соли, горькой соли, соли каменной, индийской, поташа и соли мочи. Прибавь к ним хорошего нашатыря, облей водой и дистиллируй. Поистине, выходит острая вода, которая сразу же расщепляет камень". - Стефан Трефуль поднял голову и, глядя в полумрак перед собой, сказал: - Я не проверял рецепта, но думаю, что он верен. То, что артист производил сам, можно легко отличить по ясности письма. Но даже у честного адепта внешняя цель - делание золота - оттесняет цель высокую познание истины. Нетерпение рождает ошибку, и тогда является камень, красный, белый или же иной, от ртути, урины или тартара, и, по словам адепта, совершает превращение неблагородного в прекраснейшее. "Возьми на фунт свинца унцию тонкого серебра и положи туда белого камня, и свинец превратится в серебро, коего количество будет, смотря по доброте камня".

Этот рецепт я повторил и получил металл белый и твердый, коим можно обмануть незнающего. Испытание же крепкой водой показывает прежний свинец с малой долей серебра. Не зная натуры, мастер принял мечту за истину. Всякое алхимическое сочинение страдает тем же смешением.

Отсюда заключаю: все изложенное здесь - ложно!

Стефан ударил ладонью по груде книг и манускриптов, отчего поднялся столб пыли, а одна из свечей погасла.

- Сильный тезис, - признал Мельхиор Ратинус.

Из узкогорлого кувшина, стоящего в неостывшей золе очага, он налил в кружку горячего вина с пряностями, попробовал и, как это делал всегда, добавил сахара, процитировав одну из бесчисленных "Диетик": "А сахару много есть не повелеваем, но в скорбности..." - и лишь затем закончил начатую ранее фразу:

- Чем же ты собираешься заменить столь решительно отвергаемое тобой знание?

Был вечер четверга. Вот уже много лет кряду еженедельно по четвергам профессор и доктор канонического права Мельхиор Ратинус приходил в гости к своему коллеге и приятелю Стефану Трефулю и проводил вечер, беседуя о тайнах естества и неторопливо прихлебывая из серебряной кружки пиво, если дело было в жаркую пору, либо, когда на дворе стояла стужа, горячее вино, которое Стефан собственноручно варил в одной из печей своей лаборатории.

Обычно приятели обсуждали проблемы чистой науки и к тому времени, когда в кувшинчике показывалось дно, доходили до парадоксов и неразрешимых противоречий. Последнее очевидно, если учесть разницу привычек и темпераментов. Мельхиор Ратинус был поэт, весьма искусившийся в героическом латинском стихосложении, и все свободное от наставничества время проводил в тесных книгохранилищах аббатства Сен-Мишель. Стефан Трефуль читал школярам натуральную историю, а среди горожан прославился как алхимик, близко подошедший к открытию тайны. Только двое учеников и друг Ратинус знали, что Стефан ищет среди реторт не золото и серебро, а истину. Поэтому Мельхиор и был удивлен неожиданным выводом Стефана.

- В книгах нет правды, - сказал Трефуль, - что и другие признают. Парацельс пишет: "Ежели мастерство не изучено будет у искусившегося художника, то через чтение книг оно не приобретется". Однако и в опыте не отыщешь абсолютной истины, ибо руки и глаза имеют свойство ошибаться. Но можно заставить говорить саму природу, она не умеет лгать, надо лишь дать ей уста.

- И как ты это хочешь сделать?

- Вот здесь, - Трефуль поднялся, - в этой самой лаборатории, от ветра, воды и камней я создам иной микрокосм, искусственного человека, вполне совершенного гомункулуса, всезнающего и открытого!

Мельхиор уважительно оглядел смутно освещенные стены, шкафы, набитые приборами, печи, жернова ручной мельницы, остов хищной птицы у потолка. Да, здесь могло произойти всякое, но все же въедливый профессор усомнился:

- Чтобы синтезировать гомункулуса, нужно владеть камнем, состав которого ты собираешься узнать у самого гомункулуса. Нет ли здесь противоречия?

- Камень ищут одни златолюбцы, - сказал Трефуль, - камень не может быть живым, а мне нужно живое.

- Тогда повторю вопрос: как ты намереваешься этого достичь?

- Я еще не знаю. Ясно лишь одно - ничего совершенного нельзя сделать иначе, как подражая природе. О дальнейшем - молчи.

Ратинус приложился к напитку и, переводя разговор на другую тему, сказал: