Маргарита Блинова - Война за ведьмино наследство [litres]

– От профессора Урпалаки, – уязвленно поправил друг детства.

Час от часу не легче.

На чердаке повисла продолжительная пауза. Я пыталась осмыслить новости. Холд с трудом подавлял смех. Зашуганный призраком Трикс торжествовал, глядя на потирающего зад хомяка. Вовс таращил на меня большие и невинные глаза. Такие большие и такие невинные, вот так бы размахнуться метлой и…

От греха подальше сунула метлу под мышку и полезла вниз.

– Значит, так, – командовала в процессе. – Сейчас спускаемся на кухню, и ты подробно мне обо всем рассказываешь. И говоря «подробно», я хочу знать не только детали конфликта, но и обоснование, почему я, дорогой друг, не должна тебя прибить.

Вовс понурил плечи, развернулся и медленно побрел вниз. Трикс, не собиравшийся пропускать веселье, последовал за ним. Холд остался стоять в проходе.

– Какая соблазнительно грозная киса, – выразительно поигрывая бровями, шепнул он, когда мы поравнялись.

– Извращенец и пошляк! – припечатала в ответ и, перепрыгивая через три ступеньки, побежала к себе избавляться от мерзкого костюма.

Уже на кухне, сидя с кружкой чая и с голодным обожанием взирая на тарелку с булочками, я слушала витиеватый рассказ друга. Его можно было бы уместить в одно предложение: «Профессор Урпалаки прознал, что меня приняли в университет, затаил обиду и теперь караулит возле дверей общежития, вооруженный семейным дрыном для разборок».

Но это же Вовс! Приятель со скорбным видом помешивал ложечкой в чашке и не уставал разглагольствовать:

– Мной уже не единожды предпринимались попытки осмысления природы вражды. Почему порой столь развитые сущности не вспоминают о парадоксальной возможности преодоления вражды в акте принятия конечности своего бытия и отказа от полного знания о мире? Почему им не кажется очевидным, что данный акт выступает одновременно моментом рождения субъекта как чистой воли к форме, обеспечивающей осмысленность и целостность мира? А ведь тем самым субъект осмысляется в качестве «живой границы», устанавливающей баланс вражды и любви в уникальном событии бытия…

– Так, философ недоученный, – не вынесла моя душа его стенаний. – Вечно я тебе у себя прятаться не позволю, поэтому найди в себе мужество и поговори с орком, пока не стало поздно.

Еще никогда прежде я не сталкивалась с мужской солидарностью, которая в первом часу ночи решительно подняла голову и вперилась в меня осуждающим взглядом.

«Смерти его хочешь?» – укорял Холд.

«Орк его в тонкий блин раскатает», – качал головой Трикс.

«Я еще не осознал всю бренность бытия, чтобы позорно скончаться молодым», – резюмировал Вовс.

– Я сказала нет! – рявкнула так, что задрожали новенькие стекла в рамах.

Встала и пошла за пирожками. Есть хотелось безумно.

Пирожок с вареньем отчасти примирил меня с наличием третьего мужчины в доме. Это если не считать Рекса, призрака и сорванцов господина Заленваха. И все бы хорошо, но за спиной зашептались.

– И давно Итка такая нервная? – спросил Вовс.

– А она бывает спокойной?

– Холд, я все слышу! – рявкнула, громыхая грязной посудой.

Вот ведь свиньи! Поели и скинули все в раковину.

Схватив губку, я бросилась намыливать кухонную утварь, старательно игнорируя мужской совет. Новоиспеченные жильцы и нарисовавшийся беженец чинно пили чай, но вслух говорить опасались, предпочитая общаться знаками, подмигиваниями и фырканьем.

Чистая сковорода отправилась в сушилку, зато на дне обнаружилась чья-то грязная чашка и приборы.

Ну это уже беспредел какой-то! Я им вообще кто? Посудомойка с встроенным механизмом ворчания? Нет, так дело не пойдет! Завтра же вывешу график дежурства.

Чистая чашка шлепнулась в сушилку. Громко хлопнула дверца. Приборы со звоном вонзились в специальный стакан. Я зло засопела и принялась чистить дно раковины.

Паразиты. Неряхи. Засранцы!

– Мужики, а может, мы просто скинемся Итаре на мозгоправа? – с трудом разобрала придушенный шепот Вовса.

– Что?! – возмутилась я, резко разворачиваясь и грозно осматривая сплоченные мужские ряды.

– Пирожки, говорю, вкусные! Дай еще, – расплылся в фальшивой улыбке друг детства.

Я обернулась за тарелкой, но пока несла к столу пригоревшие яства, долбанулась мизинцем о ножку стула.

– Ы-ы-ы! Твою же!.. – взвыла я.

Кинув тарелку на стол, схватила ушибленную конечность и принялась скакать на месте.

– Я в деле, – прошептал Трикс.

Окончательно психанув, я вылетела из кухни и побежала к себе.

Рекс обнаружился в кровати. Видимо, мой уход на мистерию запустил в нем механизм гнездования. Что говорите? Коты не строят гнезда? Так то нормальные рыси, а не мой отъевшийся на домашних щах котик, мнящий себя служебной собакой.

Воспользовавшись отсутствием в доме хозяйки, единственной, кто способен найти на него управу, пушистик пробежался по комнатам и стащил в спальню все доступные одеяла. Соорудив огромную лежанку, Рекс умаялся и теперь бессовестно дрых, перегородив немаленькой тушкой всю кровать.

«Ты ж мой хороший!» – мысленно умилилась я, залезла в кресло с ногами, не забыв прихватить очередной томик из серии «Вампир и институтка», и приготовилась ждать.

О, этот сладкий миг возмездия!

Мужской совет на кухне затянулся до двух часов ночи, я даже нервно ерзать начала. Серьезно, ну что можно обсуждать так долго? К счастью, потрепанный роман позволял коротать время в свое удовольствие. Я так погрузилась в вымышленный мир и даже начала мысленно подталкивать героиню в крепкие мужские объятия брутального вампира, когда сплетники решились разойтись по опочивальням.

Предварительно заглянув ко мне в комнату, Холд прокрался за перегородку. Трикс ушел к себе. Вовс занял уже застеленный диванчик в коридоре. Пару минут под крышей дома слышались шуршание, кряхтение, вздохи, после чего прозвучало злое и удивительно синхронное:

– Это как?! – и в мою комнату ворвались постояльцы.

Вы когда-нибудь участвовали в народной забаве «отбери у рыськи одеяло»?

Не пробуйте.

Гиблое это дело.

Котик упирается, шипит и скалит молочные зубки, словно притаившаяся в гнезде кобра. А уж если хозяйка не проявляет участия, а тихо ржет в кресле, подбадривая котика, так вообще.

В итоге троица немного повоевала с Рексом, утянула по паре пледов и разошлась восвояси.

Дольше всего ворчал Холд. Его койко-место находилось здесь же, на втором этаже, за тонкой перегородкой, которая делила некогда одну комнату на две. Моя часть считалась проходной, но я бы ни в жизнь не поменялась с бригадиром, потому что…

– Итара, здесь всегда так холодно? – возмутился Холд.

– Недовольные могут вернуться в барак, – отбрила я, мстительно улыбаясь и откладывая книгу.