Карина Демина - Портрет моего мужа

— Как ты?

— Странно, — ответила я честно, спуская ноги с кровати. — Нет, не плохо. И не больно. И вообще… странно…

Корн кивнул и приподнял полу камзола, велев кому-то:

— Вылезай.

И на пол рухнул металлический ком, правда, кувыркнувшись, приземлился на восемь конечностей. Замер, растопырив тончайшие нити волосков… оставшихся. Часть сенсоров оплавилась, еще часть сняло вместе с броней. Пострадала правая третья конечность, лишившись сегмента.

Выбило пару кристаллов визуализатора.

Но это мелочи…

— Мои отказались браться за починку, — сказал Корн, присаживаясь на край кровати. — Но с удовольствием глянули бы на чертежи…

— На Ольсе остались.

— И расчеты…

— Тоже.

Этна довольно шустро вскарабкалась на постель и тонко засвистела.

— А…

— К сожалению, твой супруг не пережил катастрофу. И не смотри так. Я бы, конечно, не упустил случая, но… его нафаршировало стеклом, а потом и огонь прошелся…

— Но это…

— Мы провели с дюжину экспертиз, включая те, которые используют вытяжку из костного мозга. Это он. Да и тело, конечно, пострадало, но не сказать, чтобы вовсе до неузнаваемости.

Я вдова.

Я закрыла глаза, пытаясь понять, что ощущаю.

Облегчение?

Пожалуй.

А еще страх. Слабый такой подспудный страх, что Мару и на сей раз удалось всех обмануть. Он ведь способный. А что, если он разгадал мой план? Что, если предвидел все… что, если…

— Он мертв, — повторил Корн, взяв меня за руку. — Тело в стазис-камере. Мне подумалось, ты сама захочешь взглянуть. И провести пару тестов.

— Я… да, наверное.

В алхимии я разбираюсь слабо, тем более той, которая прочно с целительством связана, но взглянуть на Мара я должна.

Убедиться, что он мертв.

А еще, что это не я его убила. Парадоксально, но желая свободы, я не хотела пачкать руки.

— Завтра, — сказала я, подбирая складки одеяла, которое норовило соскользнуть на пол. — Или послезавтра, если разрешат. У вас тут… целители ходят. И… ты знаешь? Про демона и… давно я здесь?

Три дня.

То есть уже почти четыре, потому что день идет к закату. Солнечным он выдался сегодня. Наверное, это хорошо, потому что солнечные дни поздней осенью редки, а из гостевых покоев открывается чудесный вид. Да, на море и на скалы, но разве они не хороши?

И в тот вечер мы говорили о море.

О скалах, которые выглядывали из темных вод, белесые, словно сахарные головы. О ранних звездах, что бледными веснушками укрыли небо.

О том, что осень нынешняя на удивление безветренна, да и погода радует. Скоро, конечно, выпадет снег, и тогда узкие проливы закроются до поздней весны, но теперь это не страшно, ведь есть еще воздушные пути…

Мы говорили о тысяче и одном пустяке.

И кажется, этот разговор был нужен не только мне. Пусть и связанные кровью, мы были все же довольно далеки друг от друга. И теперь просто… присматривались?

Пожалуй что.

А потом Корн сказал:

— Мне нужно будет твое мнение.

— О чем?

— Обо всем. Обо всех… и вообще, о чем сочтешь нужным сказать. Не беспокойся, это ни к чему тебя не обяжет.

Я кивнула.

Почти поверила. Вечер такой. Море вот окрашивается в розовый цвет, будто примеряет новое платье, притворяясь спокойной стихией. Почему бы и нет? Морю можно подыграть.

— Я хочу их увидеть, — сказала я, поежившись. В комнате стало ощутимо прохладней, и Корн кивнул, то ли соглашаясь с моей просьбой, то ли признавая, что да, стало холоднее.

— Это все ветер. Здесь дуют северные, та еще напасть. Погоди, сейчас пол включится. А кого именно…

— Всех. Завтра.

— Или послезавтра, — сказал он, напомнив: — Здесь у нас целители ходят.

Кирису позволяли приходить в себя лишь затем, чтобы напоить очередной дрянью, от которой во рту оставался ощутимый привкус горечи, и задать десяток вопросов.

От дряни боль отступала, а в голове прояснялось. С вопросами было и того проще…

Чья была идея…

Почему не остановил…

Кто…

Когда…

Забвение.

Ощущение моря, необъятного и тяжелого, готового лечь на грудь волной и раздавить ничтожного человечишку, вздумавшего играть с морем. Дышать.

Сквозь воду.

Пить ее, снова горькую — все прочие вкусы исчезли, — и кривиться от соли, которая проникает в кровь, иссушая тело. Слушать шепот волн, которые звали. Все еще звали.

Пробуждение.

Каким образом удалось передать сигнал.

Морские существа…

Что именно известно…

Присутствие среди людей? Конкретные имена? Приметы?

Не знает? Плохо…

Снова забвение. И снова море, которое нашептывает, что Кирис зря отказался стать мужем Илзе, море бы его защитило. Море еще может помочь, если Кирис согласен. Всего-то надо — позвать, и море услышит. Оно остановит эту муку, оно подарит забвение и глубину.

Оно…

Будет рядом.

Пробуждение.

И горечь нового отвара, который, кажется, склеивает губы намертво. И говорить выходит еще хуже, чем дышать…

— Что со мной?

— Яд неизвестного происхождения, — целители не любят лгать, а здесь — Кирис уже понял, где находится, — им позволено говорить правду. — Мне жаль, но организм ослаблен. Мы работаем, но…

Времени осталось мало.

Корн появляется сам. В третье пробуждение? В четвертое? На нем очередная серая куртка, покрытая россыпью мелких ожогов. От него несет камнем и морем, стало быть, с полигона явился. Он кидает на постель старые перчатки и разминает руки.

Не спешит с вопросами.

А еще отводит взгляд. Стало быть, шансов выжить немного. Нет, Кирис не сомневался, что для него сделают все возможное, только слишком многого они не знают.

— Что за… — его приподнимают, и смена положения отдается в теле тянущей болью. — Твою ж… сколько осталось?

Корн не притворяется, что не понимает. За это его и любят. Целители в том числе.

— Пока непонятно. Тебе-то лучше, то хуже. Мы дважды чистили кровь, сперва вроде бы помогло, но потом снова началась интоксикация.

Он пододвигает стул.

Садится.

— Что… — мысль о смерти не слишком пугала. — С Эгле? Она… жива?

— Жива.

— И?

— И понятия не имеет, что ей делать.

— А…

— Я не хочу, чтобы она возвращалась на Ольс. Все-таки, сам понимаешь, пусть остров и закрыт, но полную охрану обеспечить затруднительно. Но если я попытаюсь закрыть ее здесь…

Как того требуют здравый смысл и интересы королевства, но Эгле плевать хотела на интересы королевства. И если что Кирис успел понять, то любое покушение на свою свободу она воспримет как повод для побега.

— Плохо, что ты умереть вознамерился.

— Сам не в восторге.

— К тебе она привыкла…

— А ты?

— Она не дура. Она уже поняла… если не все, то многое. Остальное расскажу. Как есть. И там… может, примет. Или нет. Но верить не будет. А доверие нужно, сам понимаешь, одно дело бумаги, если они вообще существуют, и другое — нормальные отношения.