Карина Демина - Портрет моего мужа

— И сказали, что ты не умрешь, — она чуть склонила голову набок.

За спиной Эгле было окно.

Простые стекла — Ганц ненавидел витражи, как и все прекрасное в жизни, — и солнце где-то вдалеке. Оно пряталось в сизых клубах туч, но все же делилось светом, и вокруг женщины воздух дрожал.

Плясали пылинки.

— Это хорошо. У меня было только одно чудо. И я его потратила. Не на тебя.

Сама она чудо.

Странная.

Другая.

Не похожая ни на одну женщину, которую Кирис знал. Впрочем, не стоило себя обманывать: знал он не так уж и много. Но она определенно понравилось бы Вельме хотя бы короткими этими волосами, сквозь которые виднеется свежий шрам.

Или мужской одеждой.

Или этой своей привычкой прислушиваться к чему-то, а к чему — попробуй пойми.

— Ты и сам вытянешь. Ваш целитель — невозможная сволочь, но мне кажется, он лучший. Так Корн сказал. Он тоже невозможная сволочь. И меня в это дерьмо втянули с его молчаливого согласия. Или не очень молчаливого.

Ей стоило бы ответить, но… пока Кирис только и мог, что молчать.

— Позвать кого-нибудь?

Нет.

Он не желает видеть ни Ганца, ни начальство, которое вездесущестью своей успело утомить. С него хватит одной этой женщины. Жаль, что донести до Эгле не выходит.

И она встает. Правда… на пороге оборачивается.

— Интересно, — спрашивает она. — А тебе… самому не противно было играть с людьми?

Море смеется.

Оно умеет ценить хорошие шутки.

Кажется, я что-то сделала не так, иначе откуда это чувство вины?

И обида.

Злость.

Желание причинить кому-нибудь боль? К примеру, стене, которая молчаливо выдерживает мой пинок. Боюсь, здешние стены привычны не только к пинкам. Закричать бы. Или шагнуть со стены. А что, чем не выход? Полная свобода, как я хотела.

— Выпейте, — Ганц возник за моей спиной, и я даже не удивилась.

Молча приняла склянку.

Сделала глоток.

— Девочка будет жить, — это прозвучало почти как обвинение. — Потрясающая регенерация.

Я кивнула.

— Рада…

Правда, прозвучало совсем не радостно. Обида никуда не делась. А еще появилось желание поплакать. Вот прямо сейчас. Желательно уткнувшись в чье-то плечо, чтобы всенепременно сочувствующее. И Ганц, кажется, почувствовав что-то этакое, поспешно отступил.

Я всхлипнула.

И… ушла.

Нет, я могла бы вернуться в палату, высказать Кирису, что он сволочь, и брат мой сволочь, и вообще, кажется, мир всецело сволочами заселен. И что ждала я, когда Кирис придет в сознание, чтобы высказаться, а не потому, что за него боялась.

Слезы хлынули градом.

Зелье виновато, не иначе.

Они сыпались, мешая идти, а я все равно шла, быстро, как могла. Я, оказывается, успела изучить пятый корпус настолько хорошо, что могла и по сторонам не смотреть. Очнулась лишь на крыше.

Вдохнула ледяной воздух и сама себе сказала:

— Вот… идиотка.

— Почему?

Ага… брату, стало быть, донесли. Если он вообще мне… мысль неожиданно захватила.

— А я тебе и вправду сестра? — главное, не оборачиваться, потому что слезы продолжают течь, а рыдающие женщины выглядят жалко. То есть, может, кому то и сопли к лицу, но не мне. В носу защипало, и вытерла его я рукавом.

Ужас кромешный.

— Вправду.

— Или… просто случай удобный?

— Если хочешь, кровь проверим.

— Проверим.

Нет, я не хочу, напротив, мне нужно хоть кому-то поверить на слово, но… кровь все равно проверим. Из принципа.

— Хорошо, — согласился он, ничуть недоверием не задетый. — Ты… как?

— Никак.

Я шмыгнула носом и села на крышу.

— Холодно.

— Заболею и умру… назло всем.

— Увы, вряд ли получится. Ганц воспримет это как личное оскорбление.

— Зачем… ты меня в это впутал? — я задала вопрос, который задавала себе не раз и не два. — Неужели… нельзя было иначе?

— Не знаю, — Корн сел рядом, и я сочла нужным предупредить.

— Холодно.

— Заболею и умру. Тебе придется возглавить род, а заодно заняться сводным отчетом для короны.

Да… меня все-таки не любят.

Он вытянул ноги и произнес:

— Возможно, другой вариант и имелся, но…

— Ты не был уверен?

— Да.

— Во мне?

— В нем. Он был изворотливым… все началось еще тогда, с твоего развода, когда мне просто-напросто его не дали.

— А должны были?

Здесь даже чаек нет. То есть где-то там, за щитом, имеются, но на крыше пустота. И это несколько раздражает.

— Я был третьим заместителем главы Службы королевской безопасности…

— А… — я кивнула, признавая, что такую деталь как-то умудрилась выпустить из вида. Больше надо было родственниками интересоваться.

— И на тот момент уже было очевидно, что старик выбрал меня в преемники. Сама понимаешь, кто будет отказывать в маленькой просьбе. Тогда это и вправду не выглядело чем-то запредельно сложным. Аристократ, да, но род не самый известный, да и забот у них хватало. Патенты, конечно, несколько осложняли жизнь, хотя бы тем, что частично были перекуплены короной, а стало быть, и тени сомнений не должно быть в авторстве.

И я решил, что патентами ты вполне можешь пожертвовать.

Я кивнула.

Я сама предлагала Мару… я бы в жизни не стала судиться, тем более там, где замешана корона.

— Но мне отказали, — Корн оперся на руки и запрокинул голову. — Мне редко отказывают. Это несколько озадачило. Я попытался решить дело миром. Предложил отступные и, поверь, вполне приличные. Но Марун лишь посмеялся. Сказал, что ты способна принести ему куда больше. Это уже было оскорбительно.

А оскорблять эйта — себе дороже.

Память у них долгая.

— Вот и получилось, что судьи оказались… в непростом, скажем так, положении. Я пытался узнать, кто стоит за Маруном, а он — справиться с моими связями.

Море остервенело кидалось на берег.

Оно рассаживало волны в кровь, и та, белесая, чуть окрашенная заходящим солнцем, кипела на прибрежной линии. Оттуда уже убрали лодки, и берег был обманчиво пуст. Правда, если присмотреться… не прямо, краем глаза, то из сумеречной зыби проступали блеклые очертания сторожевых вышек.

Надо будет сказать, что поле сбоит.

Интересно, это локальный эффект и, если так, чем он вызван?

— На меня пытались давить, требуя вернуть тебя супругу. Пару раз речь заходила об отставке. Была и попытка обвинить в заговоре против короны, но здесь не буду лгать, что из-за тебя. Врагов у меня хватает.

А если сосредоточиться, к примеру, на скале, вон той, далекой, напоминающей черепаху, и смотреть исключительно на нее, то башни проступают совсем явно. Узкие, сплетенные из стали и магии, столпы, между которыми протягиваются нити сторожевых заклятий.

— Ты спрятал меня…

— Скажем так, убрал подальше. Ольс, конечно, еще та дыра, но тем и хороша. Чужаки там, как на ладони, а за своих Терес кровью отвечает. Не смотри так. Сала — это не просто хозяин земли. Он с ней связан, с каждым, кто на его земле живет. Древняя магия… и я мог быть уверен, что тебя не похитят. Знаешь, как бывает… однажды кто-то просто исчезает.