Карина Демина - Портрет моего мужа

— Мне не нравится то, что здесь происходит, — заявила эйта Ирма, опираясь на зонт.

— А уж мне как не нравится, — поддержала я свекровь.

Правда, не оценили.

К дому мы шли в полном молчании. Рута по-прежнему дер жалась за руку отца, оттеснив Лайму, — на тропе для троих места было маловато. И Лайма покорно отступила, потом пропустила и эйту Ирму, которая не желала быть последней… то есть последней была именно я, а со мной и Кирис.

— Плохо? — поинтересовалась я шепотом, когда он поморщился.

— Пройдет.

— Тебе бы отдохнуть.

Он лишь махнул рукой. Когда отдыхать? Вот именно, что некогда… сочувствую.

И стянув очередной перстенек, я протянула ему.

— Еще один… подарок брата? — усмехнулся Кирис, но отказываться не стал.

Говорю же, разумный человек.

— Он у меня заботливый.

Признаюсь, что не удивилась бы, если бы дом сгорел. Тут ведь несчастья случаются на раз. Но нет, он был на месте. И при дневном, пусть и тусклом весьма свете, казался скорее заброшенным и унылым, чем жутким. Глянец виноградной листвы, отмытой дождем докрасна, нисколько не спасал ситуацию.

Кирис осторожно сжал мои пальцы и сказал:

— Ничему не удивляйся.

Не буду.

Первым в дом вошел Мар и Рута с ним, следом по ступенькам поднялась эйта Ирма, сохраняя вид величавый. И мокрый мех — а соболя промокли при первом же порыве ветра — ничуть не убавил этой величавости. Талант, однозначно.

Лайма поднялась бледным привидением.

И настала наша с Кирисом очередь. Он подал руку. Он указал на стену, к слову, ту самую, у которой я стояла ночью. А я не стала спорить. Разве что отошла чуть дальше, к старенькой софе, которая не развалилась единственно потому, что стену подпирала.

Я присела на край ее и потрогала пыльную ткань, по которой поползли дорожки, и даже запихнула клок конских волос в дыру.

Надеюсь, мыши там не водятся.

Не то чтобы боюсь, но…

— Наверх мы тоже будем подниматься вместе? — сухо поинтересовался Кирис.

И ответ был утвердителен.

Они поднялись.

Потом спустились. Эйта Ирма была бледна. Рута вновь разразилась потоком слез. Интересно, это сила самоубеждения или она что-то попроще использует? К примеру, кусочки лука, спрятанные в рукаве? Или не лука… слезы вызвать не так и сложно.

Но Мар ей верит. Прижимает к себе, гладит по голове, что-то шепчет, явно утешая. А косички, бантами украшенные, подрагивают.

Лайма все еще молчалива и бледна, но утратила несколько своей невозмутимости.

— Девчонка лжет, — наконец, заговорила эйта Ирма. Она подошла к грязному окну, встав аккурат в полосе света. Он пробивался сквозь неплотно сомкнутые ставни, наполняя холл дома. Этот бледный разбавленный свет странным образом подчеркнул нездоровую белизну кожи.

И подпухшие веки.

И морщины, которые лишь наметились, но все же.

— Она меня всегда ненавидела! — взвизгнула Рута. — Все меня ненавидели, кроме тебя, папочка…

Я поморщилась.

Переигрывает слегка, но Мар не замечает. Задвинув девицу за спину, он сказал:

— По-моему, здесь все говорит само за себя…

А то… я видела… и пусть следы на полу Кирис замыл, скажем так, во избежание лишних вопросов, то кровь мы решили оставить.

Нож вот заменили.

Ножей в доме много, в представлении поучаствовать может любой.

— Мне кажется, дорогой, ты спешишь с выводами, — Лайма вновь была спокойна, как море в летний день. — То, что Йонас сюда шел, еще не значит…

— Он у нее никогда не виноват! — пожаловалась Рута.

— Просто к нему нельзя подходить с теми же рамками, что и к обычному человеку.

Лайма лишь пожала плечами.

— Да и в конце концов, даже если Йонас… устроил то представление наверху. Вчера дом был чист, верно?

Все взгляды обратились на Кириса.

И он кивнул.

— Чист.

— Видите… то есть, что бы здесь ни произошло, это случилось уже после убийства. Да, Йонасу нравится охота… и быть может, он счел возможным разделать добычу уже после… и здесь… я не могу сказать, что именно породило в нем такое желание…

А теперь она смотрела на меня.

Будто бы мимо, на стену за моей спиной, и в то же время на меня.

— Однако сомневаюсь, что здесь кого-то убили.

— Папа!

— Рута, помолчи, будь добра.

Мар, может, и был сволочью редкостной, но он не был сволочью глупой. Не мог не понять, что крови для убийства маловато, что слишком помпезна, театральна эта сцена… да и многое.

— Это он, — Рута стиснула кулачки. — Как вы не поймете… он опасен! Он сумасшедший! Он…

Мысленно я согласилась с девочкой: у Йонаса с головой точно было не все в порядке, но это еще не значит, что его нужно подставлять.

— И поэтому ты решила показать всем, как он плох? — тихо спросил Кирис.

Он присел и теперь был ниже Руты, в которой уже почти проснулась благословенная кровь. Он смотрел на нее с печалью и даже жалостью, позабыв, что эйты не выносят, когда их жалеют. И мелкая паразитка не стала исключением.

— Папа, — она повернулась к Мару и сложила руки в молитве. — Пожалуйста… поверь мне… он… он сейчас скажет… они все скажут, что угодно, лишь бы выгородить его… они все думают, что Йонас вернет роду былую славу, но мы с тобой разумные люди, мы понимаем, что сейчас не время одержимых! Что это благословение на самом деле ненаучно… что… он причинит куда больше вреда, чем пользы.

Она говорила спокойно и без притворства, во всяком случае, я больше не улавливала и толики фальши. А вот про одержимость — это интересно… очень интересно.

Надо будет заглянуть в библиотеку. Освежить, так сказать, некоторые знания, которые я полагала не очень нужными.

— Я думаю, — я позволила себе прервать паузу. — Спор можно разрешить просто. Так уж вышло, что в этом доме ночью было… людно.

— С-сука, — прошипела Рута.

И кажется, с ученичеством у нас ничего не выйдет. Что ж… не больно-то и хотелось.

Она долго упиралась.

Она плакала.

И заламывала ручки. Начинала лепетать, что не желала дурного, что лишь боялась брата, который повадился ее пугать. Она жаловалась на него и на мать, и на старуху, возомнившую, будто Рута вовсе не принадлежит их роду. И Мар поддавался.

— Это не имеет смысла, — он встал, и Рута тотчас обняла отцовскую руку. — Она, конечно, поступило дурно и будет наказана…

Но вряд ли слишком строго.

— Иди, дорогая…

Она выскользнула за дверь, правда, далеко не ушла, в этом Кирис готов был поклясться.

— Послушай, — Мар вздохнул и потер переносицу. — Ты ведь понимаешь, что Йонас любого довести способен. А Рута — ребенок. Одинокий ребенок. Моя мать считает ее неудачной, да и Лайма…

Он вновь опустился в кресло, подтянул к себе папку с бумагами, что-то неважное, то ли отчет по поместью за последний квартал, то ли докладные, то ли просьбы… Кирис собирался сам заглянуть, но как-то оно не вышло.