Карина Демина - Портрет моего мужа

Еще со сметой на реконструкцию ангара разбираться надо.

Нанимать кого-то на расчистку.

Согласовывать рейсы.

Размещение.

Питание.

Подъемные. И в поселке предупредить. Там чужаков недолюбливают.

Рейсы на Харвест, который достаточно велик, чтобы на нем вырос городок.

А город — это не только магазины, но и кабаки, и дома терпимости, и прочие нехитрые радости…

Мар молчит.

— Где она взяла нож? — спросил Кирис.

Рабочими пусть займется поверенный, благо человек толковый, сам справится. Да и… говоря по правде, Кирис больше не испытывал желания контролировать все. Как-то… перегорело, что ли?

— Нашла, как и говорит.

— Вот так просто взяла и нашла?

— Чего ты от меня хочешь?

— Чтобы ты вытащил из своей дочери правду.

— Допросил под зельем?

— Если понадобится.

— Ей всего девять! — Мар вскочил, отшвырнув папку. И белые листы разлетелись по кабинету. — Ты понимаешь, что ей всего девять?!

— Я понимаю, что ей уже девять, — Кирис подавил волну гнева. — А она уже додумалась, как подставить брата. И что будет дальше? Одна попытка не удалась, но ведь можно предпринять еще одну. И еще… папа поругает. Может, оставит без сладкого на неделю. Не такая уж большая жертва, верно?

Мар застыл.

Повернулся спиной.

— Она где-то взяла этот нож. И может быть, в этом месте осталось еще что-нибудь, не такое нужное? Ей не нужное, а нам вполне годное… или вот она что-то слышала… видела…

— Она ребенок…

— Она полезла во взрослые игры. И ты сам, скажи, веришь, что нож просто так лежал на тропинке?

Молчание.

Слышно, как шелестит ветер, ластится к шершавым бокам дома. Где-то там на море идут мелкие волны, и совсем скоро оно, очнувшееся от летнего зноя, вспомнит, что характером обладает прескверным. Волны станут выше, злее. Море станет ловить корабли, что хрупкие рыбацкие лодчонки, многие из которых уже спрятаны в сараях, что неповоротливые баркасы. Оно будет играть с ними, что кот с мышью, кружить, отпускать или подталкивать на острые зубы подводных скал.

И корабли отступят, признавая слабость свою.

Останется один путь.

Хорошо бы выбраться с острова раньше.

— Ладно, если нож ей подбросили. Но плохо, если она и вправду нашла. Как думаешь, тот, кто этот нож потерял, поверит ли он, что мы не станем выспрашивать у девочки подробности? Или решит на всякий случай убрать невольного свидетеля.

— Я отошлю Руту.

— Куда?

— В пансион. Я знаю хороший пансион. Там с ней… справятся.

Мар повернулся к окну. Серый силуэт на сером стекле.

— Это была дурная шутка. Не более того… и мне жаль, что все так получилось.

— Мне тоже.

— А еще мне не нравится, как ты смотришь на мою жену.

— На которую?

— Лайма не в твоем вкусе, — он поднял с края стола очередную папку, повертел и уронил, позволяя листам рассыпаться. Взялся за третью. — Чересчур изысканна. Слишком утонченна. Это надоедает, понимаю…

Море любит ломать корабли.

Но и с ним можно договориться. Раньше люди умели. Знали, какое слово сказать, чтобы волны угомонились.

— Сауле совсем потеряла край, а Эгле живая… по сравнению со всеми нами. Но, Кирис, не забывайся. Она все еще моя жена.

Листов на полу становилось все больше.

Детская выходка.

— Это ненадолго.

— Не знаю. Я еще не решил. Возможно, развод — не такая хорошая идея, как мне представлялось прежде… в конце концов мне тоже нужен кто-то живой.

Последняя папка упала на гору бумаг, добавив к ней свое содержимое.

— Приберись, — Мар вытер руки платком. — И не лезь к моей семье. Ясно?

Злая девчонка следила за мной.

Она стояла на верхней ступеньке, держась за лестницу обеими руками. Она смотрела пристально, не мигая, и губы ее растянулись в недоброй улыбке.

— Вот посмотришь, папочка вышвырнет тебя отсюда… — сказала она, поняв, что замечена.

— Буду весьма ему признательна.

Она сделала шаг.

Качнулись пышные юбки, мелькнула красная подвязка. Интересный выбор цвета, совсем не для юной девицы, которая мечтает стать механиком. Или не мечтает? В конце концов, что я о ней знаю? Только то, что слышала от прочих.

— Ты не боишься? — поинтересовалась Рута, вновь застыв.

— Нет.

— Тебя могут убить.

— Пусть попробуют.

— Они все понимают. Я знаю. Я видела.

— Что видела?

— Не скажу, — и та же издевательская улыбочка, в которой чудится предвкушение. — Вам надо… а я не скажу.

— И не говори, — я повернулась спиной.

Выпороть бы ее… если уже не поздно.

Чулочки у девочки тоже были взрослыми, пусть и невинного белого цвета, но украшенные россыпью мушек. Причем готова поклясться, что мушки она сама наклеила.

— Тебе не интересно?

— Нет.

— Врешь!

— Зачем?

— Чтобы я все рассказала.

— А ты расскажешь?

— Нет, конечно, — в голосе послышалось возмущение. — Я не такая дура!

— Вот видишь. Значит, и врать мне незачем.

Застучали каблучки.

В окне я видела мутное отражение. Вот девчонка замерла, раздумывая, что делать дальше. Ей хотелось поиздеваться, доказать мне, что она все равно умнее, что, даже проиграв, победила, вот только я не спешила восхищаться ее умом.

И вообще обращать на нее внимание.

Это злило.

Пожалуй, особенно сильно потому, что в этом доме на нее слишком часто не обращали внимания.

— Ты…

— Я, — я коснулась влажноватого стекла. — Видишь ли, не имеет особого значения, что ты видела и что нет. Допросить тебя с зельем все равно закон не позволяет. А принимать за правду сказанное… ты слишком много лгала, чтобы можно было верить.

Нехорошо обманывать детей? Возможно. Но не тогда, когда дети покрывают убийцу. А Рута что-то знала… что-то такое, возможно, совершенно неважное, а быть может, и наоборот.

— Я не лгу! Я действительно видела!

— Я вот тебя тоже вижу, — я указала на отражение, — но плохо, а потому, скажем, в сумерках, вряд ли верно интерпретирую увиденное.

— Юргис спит с Сауле. Не в одной постели. То есть в постели тоже, но они предпочитают конюшню. Идиоты, думают, что никто не знает, — Рута оперлась на кресло. — Ей нравится, когда он сзади…

Чудесные откровения.

— Она тебе сказала?

— Зачем говорить. Я сама вижу. Думаешь, я дура?

— Я тебя слишком плохо знаю, чтобы делать какие-то выводы.

— Все почему-то думают, что если я родилась девочкой, то у меня мозгов нет. У бабушки вот есть, у мамки тоже, а у меня, значит, нет. Или мало. Меньше, чем у Йонаса. Ты знаешь, что ему нравится свежевать животных? Котят там или щенят… или овец. Его всегда зовут, когда надо курицу зарезать или свинью. Он приходит весь в крови и будто пьяный.

Ее передернуло.

— А они делают вид, что ничего особенного не происходит.

— Он тебя пугает?

— Можно подумать, только меня, — Рута задрала юбки и поправила подвязку. — Сползает…