Сергей Малицкий - Правила колдовства [СИ litres]

– Она разве имни? – поразилась Йора. – Она зверь, что ли?

– Нет, – прошептала Хила и, прежде чем уйти, добавила. – Она – боль. Может быть даже, слуга… Мне пришлось солгать ей. Сказать, что она больна. И может заразить других. Хотя, может, так оно и есть… Впрочем, ладно.

Хила махнула рукой и пошла прочь.

– Вот такие дела! – раздраженно запахнула курточку от сырого весеннего ветра Дина, потому что разговор этот был еще в самые первые дни весны. – И эту боль или слугу Гантанас собирается отправить к ее родителям.

– А что ты предлагаешь? – спросила Гаота. – Убить ее? Обрушить на нее тюремную башню? Столкнуть ее в Козлиную пропасть? Что?

– Не знаю, – процедила сквозь зубы Дина. – Но всякий раз думаю о том, скольких может убить она.

– А я ничего не знаю, что такое боль и почему Йока чья-то слуга, – вздохнула Йора. – Хотя мы с этой Йокой почти тезки. Может, не слуга, а служанка?

– Что делать-то будем? – спросила Дина.

– Не знаю, – ответила Гаота.

События развивались вовсе не так, как они предполагали. И в тот день, когда они бежали к Приюту, выбравшись по толстому стволу выращенной Джором тыквы из Козлиной пропасти. И в тот день, когда Хила назвала Йоку болью и каким-то слугой. И даже теперь, когда снег стремительно истаивал на взгорках, а трудности испытаний и сложности зачетов были таковыми, что всякое дополнительное беспокойство в голове просто не умещалось.

И все же Стебли переменились. Переменились после того солнечного и ужасного зимнего дня, в котором, как потом узнала Гаота, сначала произошло общее собрание над трапезной, во время которого Гантанас повторял какие-то рассказы из истории полуторатысячелетней давности, а потом случилось что-то непонятное, свидетелей чему почти не было, поскольку все уже успели добежать до своих комнат, а когда на улице раздался всепоглощающий истошный визг, никто уже не мог двинуться с места. Никто даже точно не мог сказать, сколько все это продолжалось, но когда это закончилось, бросившиеся к окнам смельчаки увидели только уводившего к тюремной башне плачущую Йоку Гантанаса, закутывающую почему-то голого Олка в куртку Кайлу, поднимающуюся на ноги Мисарту, и Юайса, берущего на руки Тиса, у которого были то ли окровавлены, то ли обожжены ладони. Потом они увидели Сиону и Фаолу, которые бросились к той же Мисарте. Ну и всех остальных наставников, что тут же начали расхаживать по двору с озабоченными лицами, хотя заботиться надо было, наверное, куда как раньше, а теперь чего уж. Последний зимний снег, который начался почему-то при чистом небе, валил так, что скоро скрыл не только неизвестно откуда взявшийся пепел, но и следы тех же наставников. Да и этот странный дождь, что залил едва ли не все Стебли изнутри. Хотя дождь-то точно был обязан своим появлением Сионе. Главное, что ключник Слат нежданной сырости не испугался, потому как дождь все лучше пожара даже в каменных хоромах, хотя он же с недовольным лицом с неделю бросил по самым укромным помещениям Стеблей с корзиной, в которую собирал какие-то обгорелые деревяшки, про которые совсем немногие знали, что это пищалки. Но, что было самым главным и самым ужасным, и тем, что передавалось из уст в уста, так это было то, что вот эта самая Йока – да-да, самая младшая девочка из всего первого потока, хотя что там было девочек-то – Сиона, Фаола, Дина, Йора, Гаота, Мисарта и Йока – убила и Оллу, и, судя по всему, Спрая.

– Нет, – сказал подругам Тис, когда после возвращения со дна Козлиной пропасти они оказались в его комнате. – Йока не убивала Спрая.

Но сначала был разговор с Брайдемом. Смотритель приюта вызвал к себе всех четверых – а именно Джора, Гаоту, Дину и Йору в тот же день, прямо из караулки, где их остановил и задержал на целый час Домхан, правда украсив это задержание кубками ягодного киселя и сладким печеньем. Брайдем вгляделся поочередно в лицо каждому, потом произнес неопределенное – «А ведь все могло закончиться и гораздо хуже» и отправил Джора к Тису, сказав, что рядом с тем кто-то должен быть, и лучше это будет Джор, чем кто-нибудь еще, хотя самое первое, что Джор должен запомнить, так это то, что ни рассказ Тиса, ни рассказ самого Джора о том, что произошло в последние два дня, не должен разлететься не то что дальше их комнат, но и дальше их собственных ушей. И понять это должен не только сам Джор, но и Тис.

– Даже в виде написанного на пергаменте? – с укоризненным ехидством поинтересовалась Дина.

– Даже так, – кивнул Брайдем. – И в виде рисунков – в том числе.

– И Тис ничего не расскажет даже нам? – скорчила недовольную рожицу Йора.

– Послушай, – наморщил лоб Брайдем. – Я, конечно, наивный человек, хотя и прожил немало лет. И даже, если честно, где-то добрый до неприличия, что по уверениям того же Бейда граничит с глупостью, но все же не совсем тупица. Поэтому не сомневаюсь, что все, что знаете вы – будет знать Тис, а все, что знает Тис или почти все – будете знать вы. Но вот эта ваша пятерка – должна быть тверда как… – Брайдем сжал огромный кулак. – Как кремень. Никому и ничего.

– Как и всегда, – пожала плечами Гаота.

– Тогда, прежде чем рассказывать о ваших новых подвигах и о том, как вы оказались с той стороны пропасти, если не выходили из крепости, – Брайдем с любопытством в который раз окинул взглядом всех троих, особо отметив мечи на их поясах и мешки, которые они свалили вместе с верхней одеждой у входа в его класс, – запомните еще одно – славы не будет.

– То есть как это? – не поняла Дина.

– Не скажу, что мы хотели прославиться… – поморщилась Йора.

– То есть, о том, что мы нашли новый ход… – нахмурилась Гаота. – Но ведь мы и о прошлом ничего не сказали никому!

– Ну, – развел руками Брайдем. – Подробностей вы, конечно, не выдали, хотя оба потока то и дело застывают на краю Снежной пропасти и посматривают вниз, но сам ваш подвиг уже вошел в историю Приюта. Некоторым такого приключения хватило бы на всю их долгую жизнь. Так вот, еще до того, как вы рассказали мне о вашей последней находке. Никто не должен о ней знать. А уж если кто станет настойчиво интересоваться… Придумайте что-нибудь. Решили прогуляться. Пробежаться по окрестностям. Ясно?

– Ясно, – растерянно прошептала Дина.

– Тогда рассказывайте, – кивнул Брайдем.

Рассказ был долгим. Брайдема интересовали подробности, и он то и дело останавливал девочек и задавал какие-то вопросы, а то и брался записывать какие-то самые интересные моменты или особенности примененного его воспитанницами колдовства, порой качая головой и оживленно хмыкая или удивленно крякая. Особо его зацепило то, что Тис попросил спасти Джора, и то, что ход, обнаруженный подругами, служил только для побега и что на последнем камне было написано четыре слова – Белый круг и Красная башня. А уж когда та же Дина начала описывать, как Джор жег наполненные немалой силой жезлы, и среди оттепели, но все же среди зимы выращивал из семечки огромную тыкву с колючим стеблем, о который они прилично ободрали ладони, Брайдем просто застыл с открытым ртом. Когда рассказ закончился, Брайдем протянул руку и произнес сразу лишь одно слово – «Ключ».