Сергей Куц - Вор и проклятые души

— Даже благородных? — Бран присвистнул и с насмешкой во взоре покосился на корабельного врача.

— Именно так, — со всей серьезностью заявил медик и непроизвольно коснулся щеки.

Все матросы, которые ходили в шлюпке к берегу, уже на корабле. Кто-то из них убрался на нижнюю палубу, а остальные начали поднимать лодку. С носа корабля слышно, как потянули из воды якорь.

— Доброй вам ночи, господа. — Боцман доковылял до нас. Говорил он хриплым, будто простуженным голосом, только сипел не по болезни, а из-за табака и рома. — А вы господа? Точно господа или прикидываетесь?

Странный вопрос. Мы переглянулись, соображая, что сказать. Однако боцман сам ответил за нас:

— Вижу, что господа. Тогда вам в каюту возле маркизы. Сейчас вас проведут.

— Скажи, чтоб пожрать принесли, — Бран вспомнил о пустых желудках, — и выпивку тоже!

— Вижу, что вы обстоятельный человек, — засмеялся, тряся животом Башка, — заходите с главного. Но сразу скажу, девочек у нас нет.

Боцман и Бран сочли замечание про девиц удачным, и теперь смеялись оба. Когда веселье утихло, Башка подозвал одного матроса и велел проводить троих господ в их каюту. Я все ждал разговора про деньги, но про них не вспоминали. Магия высшего вампира воздействовала на экипаж корабля воистину волшебным образом.

— Это ваше. — Боцман протянул предвестнику ключ от нашей каюты.

— Спасибо, — поблагодарил Бран и отчего-то поинтересовался: — Не боитесь ночью идти?

— Чего бояться-то? Тарта широка и глубока, берег отлично виден, да и идем на малых парусах. Масла для фонарей тоже достаточно. Не переживайте, милейший. Спокойно выйдем из реки. Не впервой уж.

— А куда направляемся?

— В Тиму через Ревентоль.

Я против воли довольно ухмыльнулся. Ревентоль! То, что нужно!

— Идем. — Томас Велдон дернул меня за рукав камзола. — Я тоже слышал, куда идет корабль. Наконец-то удача благоволит нам.

Три каюты для состоятельных пассажиров размещались на корме торгового судна. В надстройке над верхней палубой царила суета. Служанки перетаскивали вещи из прежней каюты маркизы ди Регель в новую. Наша как раз располагалась напротив ее новых покоев, а сбоку за деревянной перегородкой — каюта капитана. Оттуда раздавался громкий храп.

— Кровь и песок!.. — едва слышно произнес я.

Хозяйка моей возлюбленной рядом. Если покончу с Даон ди Регель, поможет ли это Алисе? Не знаю. Но что делать? Как поступить? Я взглянул на сумрачного Томаса Велдона. Память Неакра должна ответить на вопрос, что случится, если оборвать связь убийцы-кинжала и сиятельной.

Скрипнула дверь. Бран открыл нашу каюту — три глухие стены с кушетками вдоль них и столом с узкой столешницей посредине. Не сказать, что роскошное помещение. Матрос передал предвестнику фонарь и без охоты согласился с Браном, что нужно принести подушки и побольше одеял. Зимой в море надо как-то согреваться.

— Да жратву нам Башка пообещал, — подкинул напоследок Война.

— Все будет, — буркнул моряк, — сейчас мелкого растормошу, он все сделает. Хватит ему дрыхнуть, когда есть работа… — и удалился.

Я отстегнул саблю от ремня, бросив бракемарт на дальнюю кушетку, и снял плащ. В голове — самые черные мысли. Поговорить бы с Велдоном наедине и без спешки… Такая возможность еще представится. Морской переход до Ревентоля — дело нескорое, а Даон ди Регель с корабля никуда не денется.

Добравшись до кушетки, отодвинул саблю к стене и свернул плащ, чтоб кинуть его под голову. Лягу прямо сейчас, не дожидаясь, когда разбудят юнгу и он принесет постельное. Я завалился на кушетку в чем был, даже сапоги не снял. Правда, свесил ноги с кровати, чтобы не запачкать матрас.

Усталость враз накинулась на меня. Глаза закрылись сами собой, и я бы заснул, но Велдон позвал меня:

— Гард.

Я повернул голову и с большой неохотой открыл глаза. Монах устроился на кушетке слева от входа в каюту, а Бран вышел, закрыв за собой дверь. Фонарь, оставленный предвестником на столе, горел теплым неярким светом.

— На этом корабле Гарда нет, — сказал я.

— Вот как? — Велдон откинул капюшон, явив око Неакра и изуродованную половину лица. — Кто же предо мной?

— Ричард Тейвил.

Я удивил инквизитора. По-настоящему удивил.

— Почему ты назвался этим именем?

— Чтоб не забыть. — Я был честен.

Монах вздохнул и покачал головой. Он смотрел куда-то в сторону.

— Мы потом поговорим о бароне. Признаюсь тебе, я думал о нем, но совсем немного, что непростительно.

Инквизитор замолк на мгновение и постарался поймать мой взгляд. Я не стал его отводить, хоть мерзко и неприятно видеть око безумного колдуна.

— Если мы поможем ему, — заговорил Томас Велдон, — то поможем и собственным душам.

— Ты прав. — Я сел на кушетку и, сложив на груди руки, откинулся на доски за спиной. Глаза закрылись сами собой, но я успел заметить гнев церковника.

— Гард! — прикрикнул он. — Ты перестал уважать меня!

— Не тебя. Вовсе не тебя, а твой возраст. Прости, если тебя это задевает.

Я говорил с инквизитором, не открывая глаз. Корабль мерно покачивало на волнах, это успокаивало душу, и чувствовалось, что блаженное небытие во сне уже рядом.

— Не знаю, отчего так, — продолжал я. — Может быть, перестал видеть в тебе грозного представителя Матери Церкви. Мы вместе, одним теперь повязаны. Не могу назвать тебя другом, но товарищем по несчастью — вполне. Наверное, поэтому с тобой на «ты».

Монах молчал, а мне было все равно, что с ним и собирается ли он отвечать. Я просто наслаждался тишиной.

— Называй меня как хочешь, — устало произнес Велдон, — главное — спасти Лилит и Алису. Но знай!..

В голосе монаха вдруг, как раньше, зазвучала сталь. Я открыл глаза и увидел прежнего инквизитора, непоколебимого в своей истовой вере и убежденного в собственной правоте.

— Знай, что Томас Велдон никогда не отвернется от Матери Церкви!

Теперь молчал я. Что ему ответить? В моей голове пустота… Но я спросил. Совершенно неожиданно для себя.

— Скажи мне… только без утайки… — Слова давались тяжело, и в горле вдруг пересохло. — Ты знаешь, кто я?.. Что я совершил и кого привел в наш мир?..

— Дважды. Ты сделал это дважды! — произнес Велдон, и сказанное им прозвучало, как приговор суда Вселенской инквизиции.

Но мне все равно. Что мне человеческий суд!

— Все так. — Я не спорил. — Дважды мной сотворено ужасное.

— Твои грехи невозможно оценить. Никто и никогда не совершал подобного.

— Не пугай меня, Велдон. Я уж не из пугливых. — Замолкнув, я подбирал нужные слова. — Ответь! Скажи мне! Остается у меня надежда на Спасение и Прощение? — Вскинув руку, я не позволил монаху ответить, потому что начал возражать сам себе: — Нет, не так! Надежда всегда есть! Я могу надеяться, никто и ничто не в силах отнять у меня надежду. Но могут ли простить Бог Отец и Бог Сын?