Мэделин Ру - Гробница древних [litres]

– Нет, – произнесла она. – Ты не должна давать ему волю.

– Но…

Она взмахом руки заставила меня замолчать. Все восемь ее нежных пурпурных глаз были закрыты, подол ее платья, расшитого перьями, трепетал от огня. Отодвинув меня в сторону, она шагнула вперед и скользнула по опаленному огнем ковру по направлению к толпе. Она была совсем беззащитна, безоружна, и я двинулась следом за ней. Я не могла позволить ей умереть от рук этих людей, особенно после того ужаса, через который мне пришлось пройти, чтобы ее спасти. Кхент и Дальтон испуганно вскрикнули, а Фатом попыталась уговорить ее вернуться в безопасное место, но богиню это не остановило.

– Мир, – услышала я сквозь шум ее голос. Потом она повторила уже громче: – Мир .

Тотчас, словно попав под действие ее чар, нападавшие, потрясенно приоткрыв рты, разом опустили дубины и факелы. Она полностью завладела их вниманием, произнеся всего два слова таким тоном, словно это была дружеская беседа. Широко раскинув руки, она осмотрелась по сторонам, не обращая внимания на шум, дым и надвигающийся огонь.

– Я знаю ваши сердца, – сказала она. – Я знаю, что когда вы проснетесь завтра, уставшие и напуганные, то оглянетесь на этот момент и почувствуете лишь одно – сожаление . Поверните назад. Отвернитесь от жестокости и ненависти. Отвернитесь от этого места. Вас всех кто-то ждет. Вернетесь ли вы к тем, кто вас ждет, с облегчением – или с сожалением и раскаянием?

Воцарилась тишина. Толпа колыхнулась, и только теперь я смогла рассмотреть отдельные лица. Мужчины и женщины, старые и молодые. Их глаза были широко открыты, как будто они видели нас – и друг друга – впервые. На землю упала одна дубинка, потом другая… Я наблюдала, как какая-то пара взялась за руки, повернулась и направилась в сторону сломанной входной двери. Они уходили . Отступали.

– Это наш шанс, – сказал Дальтон, жестом приглашая нас следовать за ним. – Тут есть запасной выход. Быстро. Я надеялся спасти книги, но у нас нет выбора.

Я пропустила Мэри и Кхента вперед, подталкивая их в спины, потом обернулась к Матери. Та неподвижно стояла на уже тлеющем ковре, пока последние последователи пастуха не разошлись. Потом она повернулась и направилась ко мне. Шлейф ее платья волочился по обугленным останкам книг и полок.

– Что… – Я была настолько поражена, что просто не могла подобрать слов. – Как ты это сделала?

Она взглянула на меня сверху вниз и чуть улыбнулась, отчего на ее щеке обозначилась ямочка.

– Это стало возможно только потому, что в их сердцах не было настоящей ненависти к нам. Я хотела дать им шанс. Мир всегда предпочтительней.

– Теперь я понимаю, почему Отец так хотел, чтобы ты исчезла, – пробормотала я, следуя за остальными.

Мы обогнули прилавок и направились к задней комнате, а потом к небольшой двери, которая была скрыта за книжным шкафом. Найлс отодвинул его в сторону и отворил дверь, впуская благословенный, пропитанный дождем свежий воздух.

– Он не всегда был таким, как сейчас, – печально и со вздохом сказала она. – Но он видел, как многие из нас погибали. Когда теряешь собственных детей, что-то внутри тебя изменяется навсегда.

– Но ведь они были и твоими детьми тоже, – возразила я.

– Их смерть разбила мне сердце, – призналась она. – А его сердце сгорело дотла.

– Вы не знаете, где можно поесть, друзья мои. Вы не знаете! Баки покажет вам. Баки знает каждый прилавок, каждого мясника от Галата до самого порта. В чайной у храма подают не чай, а мочу. О чем ты только думал, Темнейший?

Мой греческий, которым я владел гораздо лучше, чем Генри, оказался очень кстати, когда приходилось иметь дело с Баки. Я знал его лишь шапочно, через Финча, который с восторгом отзывался об этом человеке. Баки занял почти весь переулок, по которому мы шли, – его огромный живот выпирал из-под вышитого жилета и короткой туники. Голова и плечи толстяка покрывала шаль в фантастически яркую полоску, хотя она плохо скрывала его рога и заостренные уши.

– Мы здесь не ради еды, – фыркнул я.

– Но мы обязательно попробуем бычий хвост, – поддразнил Генри.

Баки расхохотался, похлопал себя по животу и, повернувшись к нам, подмигнул. У него были разные глаза – один голубой, а другой желтый, как у кота.

– Очень хорошо, друзья мои. Сам я не ем мясо коров, но ради вас могу сделать вид, что ничего не вижу. Мы можем обсудить поиски писателя, который так нужен твоему другу, завтра за медовым пудингом? Ходят слухи о какой-то великой битве при Хендж, а Баки всегда готов поговорить о битве!

Оставляю Генри возможность подружиться с другим представителем Надмирья, у него это получится быстрее, чем у меня. Узкий переулок, по которому мы шли, освещали только фонари домов. Я не знал названия района, в котором мы находились, – где-то к юго-западу от Колизея и утопающих в садах поместий богачей. Стены здесь когда-то были покрашены, но краска давно облупилась. Из каждой щели искорками блестели глаза крыс, а мухи собирались над кучами мусора и гниющих костей такими плотными роями, что нечем было дышать.

В заплечной котомке Генри тихо скулил щенок адского пса. Мне было его жаль. Мы пропустили Баки вперед, а замыкала шествие Ара. Ее невнятное ворчание присоединилось к собачьему вою.

– Мне это не нравится, – услышал я ее голос. Она произносила эту фразу уже, наверное, в двадцатый раз за день.

– Попробуй его остановить, – ответил я. – Ты же знаешь, каким он бывает, когда одержим идеей.

– Я? – Ара рассмеялась, но смех ее не прозвучал ни задорно, ни весело. – Сам попробуй. Ты же знаешь, что он тебя боготворит.

Я закатил глаза, наблюдая, как Баки приподнимает провисшую веревку для белья. Темнота здесь была густой и вязкой, а проход между стенами становился все ýже и ýже по мере того, как мы двигались по только Баки известному пути. Я повторял сам себе, что мы можем ему доверять. Финч хорошо разбирался в характерах, к тому же Баки был одним из нас. Под шалью на уровне пояса шевелился маленький хвостик, едва прикрытый тонкой тканью. Он был Ри’имом, сильным, как стадо быков, с рогами и зубами, которые могли быстро разорвать плоть. Возможно, только великаны и исполины были сильнее или кто-то типа Ары, но она не была одной из нас.

– Мы почти пришли, друзья мои. Теперь говорите только шепотом и только в случае крайней необходимости.

Тишина позволила мне услышать шорох коготков невидимой крысы, иногда откуда-то доносился чей-то низкий голос, приглушенный штукатуркой и кирпичом. Мы шли все дальше, словно по джунглям, а не по городским улицам. Чего бы я только ни отдал, чтобы снова оказаться в той заурядной чайной – потягивать травяной отвар и жаловаться на жару. Я не находил удовольствия в таких мрачных приключениях, но Генри – то ли из-за собственной темной природы, то ли из любопытства – не мог ими насытиться.