Кристофер Мур - Грязная работа [litres]

Лили вдохнула поглубже.

– Тут снова был тот легавый, он уже заходил на днях. Выяснилось, что дядька, к которому на прошлой неделе вы ездили на Тихоокеанские высоты… – Она глянула себе на предплечье, где что-то было записано – красными чернилами. – …Майкл Мэйнхарт, покончил с собой. И оставил вам записку. Где говорит, что вы должны забрать всю одежду, и его, и жены, и продать ее по рыночной цене. А потом он написал… – Тут она снова сверилась с вымазанной рукой. – “Чего именно в сочетании «Я просто хочу умереть» вы не поняли?” – Она подняла голову.

– Это он сказал после того, как я сделал ему искусственное дыхание, – пояснил Чарли.

– Так вы его убили? Или как вы это зовете? Мне можно сказать. – Она снова сделала реверанс, что встревожило Чарли более, чем несколько. Он давно уже – постановил, что его отношения с Лили строятся на крепкой основе приязненного презрения, а теперь эта основа шаталась.

– Нет, я его не убивал. Что это вообще за вопросы?

– Вы убили дядьку с портсигаром?

– Нет! Того я и в глаза не видел.

– Вы же понимаете, что я – ваш верный приспешник, – сказала Лили, на сей раз сопроводив заверение поклоном.

– Лили, да что с тобой такое?

– Ничего. Совершенно ничего со мной такого, мистер Ашер… э-э, Чарлз. Вы предпочитаете “Чарлз” или “Чарли”?

– Ты спрашиваешь только сейчас? Что еще сказал полицейский?

– Хотел с вами поговорить. По-моему, они обнаружили, что Мэйнхарт был в одежде покойной жены. И часа не прошло, как вернулся из больницы домой, услал сиделку, весь разоделся и проглотил пачку болеутолителей.

Чарли кивнул, вспоминая, как железно Мэйнхарту не хотелось держать в доме одежду супруги. Он стремился быть ближе к покойной жене – только еще ближе не получалось. И когда его не приблизила даже ее одежда, он последовал за женой единственным известным ему способом – слился с нею в смерти. Такое Чарли понимал. Если б не Софи, он бы тоже постарался объединиться с Рейчел.

– Изврат, а? – сказала Лили.

– Нет! – рявкнул Чарли. – Нет, Лили, это не изврат. Это вовсе никакой не изврат. Даже не думай. Мистер Мэйнхарт умер от горя. Может, и не похоже, но это так.

– Извините, – произнесла Лили. – Вы же специалист.

Чарли не отрывал взгляда от пола, пытаясь разглядеть на нем какой-то смысл. Значит ли это, что раз он потерял меховую шубку – сосуд души миссис Мэйнхарт, то пара никогда больше не будет вместе? Из-за него.

– А, и еще, – добавила Лили. – Тут сверху кричала миссис Лин, вся по-китайски и на нервах, – какая-то черная птица вроде как разбила окно…

Чарли слетел с табурета и кинулся вверх по лестнице через две ступеньки.

– Она у вас в квартире, – крикнула Лили ему вслед.

Когда Чарли ворвался к себе, аквариум покрывала оранжевая пленка телеадвокатов. Азиатские державы стояли посреди кухни: миссис Корьева прижимала Софи к груди, и малютка буквально барахталась, стараясь выбраться из гигантского зефирного каньона – защиты, пролегавшего меж массивных казацких кулей наслажденья. Чарли выхватил дочь, уже третий раз утопавшую в декольте, и больше не выпускал.

– Что случилось? – спросил он.

Ответом ему был залп китайского и русского, в котором изредка взрывались английские слова “птиц”, “окно”, “сломалывал”, “черный” и “на себя кака сделай”.

– Стоп! – Чарли вытянул свободную руку. – Миссис Лин, что произошло?

Та уже оправилась от птицы и безумной скачки вниз по лестнице, однако являла нехарактерную робость, опасаясь, что Чарли заметит влажное пятно на кармане ее халата, где оранжево покоился – новопреставленный Барнаби Джоунз [40] Барнаби Джоунз – вышедший на пенсию частный сыщик, главный герой одноименного американского телесериала (1973–1980); его роль исполнял Бадди Эбсен. , дожидаясь знакомства с вонтоном, зеленым лучком, щепотью пяти специй и суповой кастрюлькой. “Рыба рыба бывай”, – говорила себе миссис Лин, хомяча этого пройдоху. В аквариуме все равно еще пять дохлых адвокатов, кто же хватится одного?

– Ничего-ничего, – ответила миссис Лин. – Птица окно ломай, нас пугай. Сейчас не так плохой.

Чарли перевел взгляд на миссис Корьеву.

– Где?

– Наш этаж. Мы говорил на площадке. Что лучше для Софи, и тут – бум, птиц влепил окно, черный чернила по стенке потекал. Мы побегал сюда, двери запирал. – У обеих вдов были ключи от квартиры Чарли.

– Завтра починим, – сказал Чарли. – Но и только? Ничего… никто не влез?

– Третий этаж, Чарли. Никто не влазяй.

Чарли посмотрел на аквариум.

– А тут что произошло?

Глаза миссис Лин округлились.

– Мне надо уходяй. Вечер маджонг в храме играй.

– Мы заходил, двери запирал, – объяснила миссис Корьева. – Рыб красивый. Софи посадил в стульчик, как мы всегда делал, потом ходил на площадку, смотрел, какой чистый горизонт. Миссис Лин оглянул, а рыб уже умер.

– Не я! Это русска мерлый рыба смотряй, – сказала миссис Лин.

– Ладно, – ответил Чарли. – А вы видели в квартире каких-нибудь птиц, что-нибудь темное?

Женщины закачали головами.

– Только наверх давай, – сообщила миссис Лин.

– Что ж, поглядим. – Чарли переместил Софи на – бедро и взял трость со шпагой. Подвел обеих дам к маленькому лифту, оперативно произвел сравнительный анализ габаритов миссис Корьевой и кубического футажа кабины и двинулся по лестнице. Увидев разбитый эркер, он ощутил некоторую слабость в коленках. Само окно-то ладно, а вот на крыше напротив… Тысячу раз преломляясь в паутине треснувшего ударопрочного стекла, на дом через дорогу падала женская тень. Чарли вручил малютку миссис Корьевой, подошел к окну и пробил в нем дыру, чтобы лучше видеть. Но едва он это сделал, тень соскользнула по стене, пересекла тротуар и всосалась в ливнесток рядом с остановкой канатной дороги – там из вагона высаживалась дюжина туристов. Никто из них, похоже, ничего не заметил. Начало второго, и солнце отбрасывало тени почти отвесно. Чарли обернулся ко вдовам.

– Видели?

– Стекло разбилый? – уточнила миссис Лин, медленно подступая к окну и выглядывая в дыру, только что проделанную Чарли. – Ой нет.

– Что? Что?

Миссис Лин посмотрела на миссис Корьеву:

– Ты правый. Цветы поливай давай.

Чарли тоже выглянул в дыру и понял, что миссис Лин имеет в виду оконный ящик: все герани высохли и почернели.

– Решетки на все окна. Завтра же, – сказал Чарли.

Неподалеку – если мерить полетом вороны, – под авеню Колумба, по широкому перекрестку, куда втекали несколько ливнестоков, расхаживал Оркус – Древний, сутулый, как горбун, – и тяжелые шипы, торчавшие у него из-за плеч, царапали стены тоннеля, отбрасывая искры и смердя тлеющим торфом.

– Твоим шипам придет пиздец, если будешь так метаться, – сообщила Бабд.