Кристофер Мур - Грязная работа [litres]

Каждое утро Чарли разнообразил свои прогулки. По понедельникам на заре ему нравилось ходить в Китайский квартал, когда привозили товар: ящики с морковкой, салатом, брокколи, цветной капустой, дынями и кочанами десятка разновидностей. Все это выращивали в Центральной долине латиносы, а потребляли в Китайском квартале китайцы; в руках белых плоды земли задерживались ровно настолько, чтобы успели извлечься питательные дензнаки. По понедельникам свежий улов привозили рыбацкие компании – обычно крепкие итальянцы, чьи семейства занимались этим по пять поколений; они вручали добычу непроницаемым китайским торговцам, чьи предки и сто лет назад покупали у итальянцев рыбу с фургонов на конной тяге. По тротуару перемещалась всевозможная живая и недавно живая рыба: люциан, скумбрия и палтус, морской окунь, морской налим и желтохвост, тихоокеанский омар без клешней, дандженесский краб, жуткий морской черт из глубин океана, где никогда не светит солнце, – саблезубый и с одиноким шипом на голове, где мерцает приманка для добычи. Чарли завораживали твари из самых глубин: большеглазые кальмары, каракатицы, слепые акулы, засекающие добычу электромагнитными импульсами, – существа, никогда не видевшие света. Они наводили Чарли на мысли о тварях из Преисподней, с кем ему предстояло столкнуться. Ибо, даже привыкая к ритму появления имен на тумбочке у кровати, к сосудам души, возникающим где ни попадя, к налетам воронов и нисхождениям теней, он неизменно ощущал Преисподников под мостовой, когда миновал ливнесток. Иногда слышал, как они там перешептываются и быстро замолкают в те редкие мгновения, когда на улице становится тихо.

Прогулки по Китайскому кварталу на заре стали для Чарли неким опасным танцем: никаких задних дверей или переулков для выгрузки там не было, и весь товар передавался по тротуару. И хотя до сих пор Чарли особо не нравились ни опасности, ни танцы, он полюбил играть партнера тысяч крохотных китайских бабусь в черных тапочках или пластмассовых туфлях мармеладных оттенков; бабуси сновали от одного торговца к другому, жали, нюхали, колотили, искали свежайшее и лучшее для своих домашних, гнусаво блямкали приказами и вопросами на мандарине, и все время – в секунде или на волосок от гибели под тушами, огромными дыбами свежих уток или ручными тележками с пагодами ящиков, где возили живых черепах. Ни единого сосуда на своих китайских прогулках Чарли еще не изъял, но он был готов – сам вихрь времени и движения предсказывал, что однажды туманным утром чья-то бабуся поставит свои дурацкие, как мычание, тапки в угол.

Однажды утром, исключительно тренировки ради, Чарли схватил баклажан, к которому тянулась ошеломительно морщинистая гражданка, но та не стала вырывать овощ у него из рук неким таинственным приемом кунг-фу, как он рассчитывал, а посмотрела ему в глаза и качнула головой – дернула едва заметно, а может, и тик у нее, однако выглядело красноречивее не-куда. Чарли расшифровал так: “О, Белый Бес, ты не желаешь похищать у меня сей лиловый плод, ибо я лучше тебя на четыре тысячелетия предков и цивилизации; мои деды строили железные дороги и копали серебряные рудники, мои родители пережили землетрясение, пожар и общество, где сама китайская моя сущность была объявлена вне закона; я мать десятка детей, бабка сотни внуков и прабабка легиона; я рожала младенцев и обмывала покойников; я история, муки и мудрость; я Будда и дракон; так что убирай нахуй руку с моего баклажана, пока рука эта еще твоя”.

И Чарли отпустил.

И она ухмыльнулась – самую чуточку. Три зуба.

И Чарли себя спросил: если ему выпадет изымать сосуд у кого-нибудь из этих хрычовок Хроноса, справится ли он? И ухмыльнулся ей в ответ.

И попросил номер телефона, который потом отдал Рею.

– Вроде славная такая, – сказал он. – Зрелая.

Иногда прогулки заводили Чарли в Японский квартал, где он проходил мимо самой загадочной лавки в городе – “Ремонт обуви «Незримый башмак»”. Чарли все собирался как-нибудь зайти, но еще не вполне освоился с гигантскими воронами – своими противниками из Преисподней, – а также с тем, что он теперь Торговец Смертью, и не был уверен, что готов к незримым башмакам, тем паче если их нужно ремонтировать. Он частенько пытался заглянуть внутрь сквозь японские – иероглифы на витрине, только ничего не видел, что, само собой, ничего и не значило. Он просто не был готов. Но в Японском квартале располагался зоомагазин (“Дом приятных рыбок и хомячков”), где Чарли покупал рыбок для Софи и куда вернулся, чтобы заменить шестерых телеадвокатов на шестерых теледетективов, – и все они одновременно тяпнули Большую Пилюлю Снотворного неделю спустя. Чарли просто обезумел, когда обнаружил, что его малютка-дочь до опупения пускает слюни перед аквариумом, где плавает больше дохлых детективов, чем на кинофестивале нуара, тут же спустил всю шестерку в унитаз – после чего пришлось вантузом извлекать застрявших Магнума и Мэнникса [42] Томас Магнум – главный герой американского телесериала “Магнум, Ч. Д.” (Magnum, P. I., 1980–1988), сыгранный Томом Селлеком. Джо Мэнникс – частный сыщик армянского происхождения, главный герой американского телесериала “Мэнникс” (Mannix, 1967–1975), сыгранный Майком Коннорзом. – и дал себе клятву в следующий раз подбирать для своей малышки более стойких зверушек. Однажды днем он выходил из “ДПРХ” с плексигласовым хабитатом и парочкой крепких морских свинок и столкнулся со своей работницей Лили, которая держала путь в кофейню на Ван-Несс, где планировала встретиться с подругой Эбби на предмет мрачных раздумий, пришпоренных порцией-другой латте.

– Эй, Лили, как дела? – Чарли пытался выглядеть вполне обыденно, но понимал: неловкость, коя воцарилась между ним и Лили в последние месяцы, ничуть не смягчается тем фактом, что она видит его посреди улицы с ящиком, набитым грызунами.

– Славные хомяки, – сказала Лили. На ней была школьная юбка из шотландки поверх черных трико и “докмартенсов”, а выше – бюстье из черного ПВХ, стискивавшее бледные перси Лили так, что они лезли через край, как бисквитное тесто из банки, случайно грохнутой о край прилавка. Фуксия – такой у нее сегодня был окрас дня, и вместе с фиолетовыми тенями на веках он очень шел к ее лиловым кружевным – перчаткам по локоть. Лили оглядела улицу и, не заметив никаких знакомых, зашагала в ногу с Чарли.

– Это морские свинки, а не хомяки, – сказал он.

– Ашер, что ты от меня скрываешь? – Лили чуть склонила голову набок, однако, задавая этот вопрос, на Чарли не смотрела – глаза ее были устремлены вперед и прочесывали поток людей, чтобы никто из знакомых не увидел ее рядом с Чарли, отчего ей на месте пришлось бы сделать сэппуку.