Гарет Ханрахан - Молитва из сточной канавы [litres]

– Стойте! – Алина подняла руки с неожиданной нотой страха в голосе. – Я не знаю послания. Оно на этом долбаном свитке. Вот. – Она скинула с плеча ношу и стала на колени. Ползущий прекратил надвигаться на Крыса. Конечности и туловище опять уплотнились, и подобие человеческого облика снова встало перед Алиной. Крыс облегченно выдохнул. Может, если она отдаст ползущему опечатанный свиток, существо их отпустит. Они уйдут и спустятся к старейшим, и Крыс избавится от проклятущей обязанности перед ней, и свалит отсюда, искать Хейнрейла и свою оплату. А то, еще лучше, Алина передаст свиток и решит, что поручение ей не исполнить, и оба двинут назад на поверхность. Поучительный случай, все целы и Крыс никогда, ни в жизнь и близко не подойдет к владениям ползущих. Выходит, есть способ выбраться из этой передряги.

А потом Алина вынула из котомки пистолет.

Вот дерьмо , подумал Крыс.

– Говорю же – вас это не касается.

Пистолет проревел – никакое оружие такого размера не имело права так громко бабахать. Фарфоровая маска разлетелась осколками, и голова ползущего взорвалась. Это его, конечно, не убьет, даже не особо и замедлит. Он слепо хлестнул по Алине, но она откатилась и, вскакивая на ноги, вытянула нечто, похожее на старинный короткий меч. От мечей толку тоже мало , подумал Крыс. Это рой, а не единое существо. Убей одного или даже сотню – только раздразнишь клубок. Лучший способ по-настоящему уязвить ползущего – это…

Клинок Алины сверкнул сполохом и воспламенел. Вот так годится.

Она рубанула ползущего, пытаясь поджечь его плащ, но чудовище отпрянуло от взмаха, неимоверно вытянув сплетенное туловище. Она бросилась в нападение, меч полыхал ярче фонаря. Ползущий отступал, пребывая пока в полном замешательстве. Она не давала ему ни времени на заклятье, ни пространства сотворить чары. Он содрал стесняющую накидку, уклоняясь от огненосной стали.

Алина шагнула вперед, свет меча отражался в ее глазах. Наступая, святая показалась Крысу выше, стан ее рос, теперь уже она возвысилась над ползущим.

– Назад, куча мерзкой погани! – Она двигалась с пугающей неспешностью, тяжелой поступью, шаг за шагом, ступая размеренно и устойчиво. Ползущий заиграл, перекатывая волны, заскользил, поплыл ей навстречу. Крыс заметался, увиливая меж двух единоборцев. Здесь его превосходили по всем статьям. Он помчался прятаться.

Из руки ползущего вырвалась молния. Сияние осветило подземелье, разогнав тени. Сила разряда уничтожила конечность чудища – она расплелась и осыпалась, одни черви разлетелись по сторонам, другие втянулись в обожженную культю. Алина вовремя выставила пылающий меч между собой и ударом заклятия, но все равно пала на колени, когда ее кудесничество столкнулось в борьбе с чарами многосоставной древней твари в ее собственном логове.

Пламя меча колыхнулось и умерло. Сияние померкло. Теперь светился лишь отброшенный посланницей фонарик. Алина с трудом поднялась и встала на краю этого круга света. Из носа, из ушей хлестала кровь.

– Ты че, самый ловкий? Слышь, да мои племяши на тебя рыбу удить будут! Иди сюда, хорош ныкаться!

Из внешней тьмы ползущий ответил. Без своей расколовшейся маски он говорил хором прокопченных голосов, за словами его гудел шепот на тысяче разных наречий:

– Не спеши покидать пределы склепа, но питай и научай самого червя грызущего, целого в совокупности его, вечно рожденного и вечно истребленного мертвой рукой, что движет слепым глазом, что видит…

В глазах Крыса – но не Алины – тьма меняла свой цвет. Теперь он видел в ней бесформенные обличья, видел, как создания из тени собираются подле черной башни ползущего. Тот теперь стал многорук: отростки раскачивались, жестикулировали, прядя более могучее заклятие.

Вокруг него сгущалась сила. Тьма припадала к нему, влекомая колдовством. В подземном зале не оставалось воздуха, и Крыс боролся за каждый вдох. Сгустки тьмы смыкались вокруг Алины.

И тут Крыс углядел на тягаче поезда тормозной рычаг и дернул его. С основательностью камнедробилки тягач пришел в движение, сперва медленно, затем скорей и скорей, под уклон, словно и его притягивало заклинание ползущего. Голубые искорки запрыгали между брюхом поезда и рельсами, на которых стоял ползущий. Крыс вылетел из несущегося стального короба, плюхнулся на землю на четвереньках, откатываясь как можно дальше.

Ползущий обрушился до того, как его переехал поезд. Он распался на составных червей, девятифутовая фигура вмиг развалилась в густой шевелящийся ковер. Хлопки, когда черви лопались под колесами поезда, терялись в общем лязге и грохоте.

Крыс схватился за Алину.

– Бежим! – заорала она ему в ухо, и спорить ему не хотелось. Рука в руке они наобум рванули по коридорам, доверившись инстинкту Крыса выбрать тот, что ведет вниз. Сколько времени спустя – неизвестно, они одновременно замедлились, переводя дух.

– Боженькин кал, – бросила Алина. – Охереть ты решил срезать путь, а? Давай сбережем время, только нас черви в жопу трахнут?

– Если б ты не зажгла фонарь… – зашипел Крыс, но ему не хватило воздуха – не смог закончить.

– Аюшки, – уныло произнесла Алина. – А я откуда могла знать, что здесь целая, на хрен, станция? Когда лезешь по кишкам земли навстречу, драть их, древним ужасам со времен зари человечества, обычно не у кого спросить, нельзя ли подъехать пару остановок.

Крыс пожал плечами. Здесь, внизу, бывают вещи и более странные. Он ее предупреждал.

– Вот говнище! – Алина подняла порванные остатки котомки. Свитка не было.

Кари не знала, как людям полагается воссоединяться. В целом и как возвращаться – представляла слабо. Эладоре тоже было не по себе. Кари быстро просекла, что Онгент ничего не рассказывал родственнице ни о жизни сестры со дня ухода из дома, где обе провели детство, ни о ее непонятных видениях. Кажется, Эладора считала, что профессор взял Кари из жалости; будто этот мягкосердный дурень наврал университету, чтобы дать ей крышу над головой. Он вытащил Кари из тюрьмы и доставил сюда, в тихую обитель книг, закрытых дверей и аккуратно сложенной одежды, а потом потопал из дому в университет на гребне холма, а ее оставил наедине с Эладорой.

Почти наедине – в доме был кто-то еще, в каморке на чердаке. Она как-то услышала шаги, скрип, но жилец так и не показался.

Эладора использовала вежливость, как корабельный конопатчик смолу, полным ее совком замазывая каждую трещинку в разговоре. Она начинала лопотать об общих родственниках и людях, знакомых с детства. Кари и тогда не было никакого дела ни до кого из них, а пролетевшие годы сентиментальности ей не прибавили. Имелся еще и подводный риф в виде убийства семьи Таев, которое Эладора усвоила избегать, а Кари обсуждать не хотела, поэтому любой разговор о семье требовал тщательно продуманной навигации.