Гарет Ханрахан - Молитва из сточной канавы [litres]

– Но… ты убила веретенщика! А алхимики сами взорвали Колокольную Скалу! А может, и Палату Закона.

– Ага. Увы, всякого, кто мог бы хоть что-то предпринять, уволили и заменили психованными ходячими ночниками. Ну почитай что всякого.

Они приблизились к новой двери, тяжелой, окованной железом. Эладора сморгнула от неожиданности. Она уже видела ее прежде – в книге, которая у нее с собой, есть точно такой же рисунок. Такие двери ведут в древние ходы на дне города, после разгрома Черных Железных богов их укрепили, защитили колдовством и ограждающими рунами.

– СУКА, ДА ОТКРЫВАЙСЯ ТЫ, – взревела Алина гласом хоров ангельских. Меч ее раскалился добела, и дверь дрогнула. Пронеслись сернистые вспышки разряженных охранных заклятий.

– Идешь? – хмуро бросила она Эладоре.

Та приостановилась на пороге, вспоминая о третьей причине. А затем двинулась во тьму за святой.

– Причина третья, – сказала Алина ей прошлой ночью. – Я убила почти всю твою семью.

Крыс не находил себе места. Упыри не спят, как люди, но даже свернуться в темном углу и дать костям роздыху не получалось никак.

Он оголодал, и объедки, что удалось наскрести, не утоляли голод. Слышно было, как в соседней комнате Шпат перебирает бумаги, то и дело ворча от боли. Тоже не спит. Донельзя публичная победа Шпата над Холерным Рыцарем завоевала им много новых друзей – в первую очередь тех, кто задолжал гильдии денег.

Спасти Мамулин дом на воде не удалось. Она переехала жить к внуку. Шпата устроили ночевать в одной из комнат большой многоместной ночлежки. Здание переполнено, по десять-двенадцать обитателей на комнату, но им выделили отдельное место. Чествовали героя этого часа либо сторонились больного, умирающего каменного человека – в любом случае Крыс наслаждался затишьем после наплыва бесконечных посетителей и верных сторонников. Убийство подручного Хейнрейла придало огласку их борьбе за верховенство в гильдии. Отныне обратного хода нет.

Таммур устроил в ресторане встречу с другими ворами. Еще не настоящее судилище, но уже нечто близкое. Шпат и Таммур общались часами, говорили так долго, что Крысу слышалось, как челюсть друга клацает, кальцинируясь. Опять предстоит алкагест, напрямую в шею. Таммур платит – вкладывается впрок.

Розоватое сияние очертило на востоке шпили Священного холма. До рассвета еще час. Местами он задавался мыслью, куда делась Кари, но, погруженный в упырий настрой, был не в состоянии о ней беспокоиться. Просто абстрактный вопрос, холодный и отвлеченный – и глубоко вторичный, в сравнении с голодом.

Еда. Крыс встрепенулся, осторожно прокрался по лестнице и вышел на улицу. Вниз, к причалам, до ряда домов, что опустели при подходе к берегу ядовитой тучи с Колокольной Скалы. Он не отдавал отчета, что именно ищет. Может, дохлую клушу или кота, жесткого, как щетка. Лишь бы было мертвое и целиком.

Принюхиваясь, облазил помойку. Порыскал по брошенным, пустым домам. В одной комнате Крыс нашел под половицей крысу, от отравы ее тельце скорчилось, а мех пожелтел. Он обтер ее и куснул. Мясо жилистое, противное, и ей не насытиться.

Неподалеку послышались шаги, тихие, как тень. Насыщенные духи́ маскировали гниение. Барсетка здесь. Она разоделась по полному шику – кем-то выброшенное, перелатанное вечернее платье, шляпа с огромными полями, даже дамский веер. Ноги, однако, голые – людские туфли на ее копытца не налезут.

– В нашем мире крыс крысе враг, – заметила она, разглядев его ужин.

Он отшвырнул недожеванный трупик и прошипел приветствие.

– Ты сегодня ночью поразвлекался? – спросила она.

– За нами явился Холерный Рыцарь. Шпат его убил. – У Крыса в животе забурчало, когда он вспомнил о мертвой туше Рыцаря. Посдирав броню, его столкнули обратно в канал, но вдруг повезет, и Крыс его выловит.

– От молодца! Не надо нам этой страхолюдины. Так, значит, твой приятель собирается на сточный суд?

Крыс кивнул. Звучало подозрительно – Барсетка никогда особо не интересовалась разборками Братства.

– И ты вписываешься за него?

– Угу.

Она обмахнулась веером и проговорила:

– Похавать хочешь? Пойдем со мной.

Она свела его в подвал и там вытащила из укромного тайника большой холщовый сверток. Внутри лежал труп старого человека. Нетронутый.

Барсетка благоговейно ощупала лицо покойника, его складчатые веки, блеклые морщинистые щеки.

– Отказало сердце. Он прятался здесь от облака. – Она прикрывалась веером, когда облизывалась. – Я к нему не притрагивалась. Если хочешь, давай разделим.

– Трупных шахт поблизости нет, – буркнул Крыс и потянулся за предплечьем усопшего.

Барсетка шлепнула его по руке, обругав:

– Проявляй почтение! Мы не пожиратели падали. Я не ем плесневых мертвецов просто так, с голодухи. Веди себя прилично и ты!

– Чего тебе еще не хватает?

– Ритуала психопомпов. Мы проводим его душу в путь. – Барсетка стянула перчатки и элегантно уложила их на сломанный стул. Засучила рукава. Достала из сумочки салфетку, расстелила на коленях. Потом когтями впилась старику в ребра и потянула их в стороны. Грудная клетка разломилась, как спелое яблоко. Она мастерски просеяла пальцами осколки костей, мышцы, легочную ткань и добралась до сердца. Его она передала Крысу.

– По чуть-чуть от сердца и мозга, – сказала она, начиная лущить череп от кожи. – Это почтит его. Много не ешь. А когда закончишь, посидим на Ягнячьей площади и попьем чайку на солнышке, как надземные люди.

– Хлопотно, – промычал Крыс, старательно разжевывая мясо. Тем не менее Барсетка права – свежий мертвяк вгонял его в дрожь, пробуждал алчность, перекрывающую обычную потребность питаться. В штольнях под Могильником голову и сердце оставляли старейшим; он видел, как зрелые упыри перетаскивали мешки с данью из шахт в глубинные отнорья.

Голод утихал, и начинала работать мысль. Хейнрейл уже знает, где они. Первый порыв – найти Шпату новое убежище, вдруг Хейнрейл нашлет на них новые неприятности, но, может быть, время таиться прошло. Шпат открыто объявил, что выступил против мастера, и набрал достаточную поддержку, чтобы побороться всерьез. Хейнрейлу придется выйти на суд или развязать войну на улицах, что привлечет в лагерь Шпата еще больше сторонников.

– На сточном судилище увидимся? – спросил он Барсетку. Упырицу не назвать влиятельной в Братстве, но в счет пойдет каждый голос.

– Не для меня такие представления. И… не пойми неправильно, но несчастному больному малышу стоило бы уехать на остров Статуй, а не раскачивать лодку со своим дурацким вызовом. Дивлюсь, с чего господин Таммур вообще уделил ему внимание.

Конечно, она знать не знает о видениях Кари, их секретном оружии. Крыс вновь почувствовал необъяснимый прилив злости. Вдруг заломило в боку, резкая боль – но тут же прошло. Он потер грудь, задумавшись, что именно он ощутил. Упыриха ничего не заметила. Он принялся выковыривать из зубов мясные волокна, вполуха слушая болтовню Барсетки о своих человечьих друзьях.