Литта Лински - Наречённая ветра. Книга первая

Эви оборвала свои размышления о женихе, напомнив себе, что при любом раскладе не собирается проводить с ним жизнь. А потому не так уж и важно, притворяется он или нет. Куда важнее сделать наконец то, зачем она приехала. А для этого ей нужна скрипка. Эвинол нашла позабытую любимицу именно там, где оставила несколько лет назад, – в небольшом шкафчике, сделанном специально для музыкальных инструментов. Другая подруга детства, флейта, лежала тут же, в верхнем ящичке.

Королева достала скрипку из порядком запылившегося футляра и с нежностью провела по знакомым изгибам. Надо же, ей казалось, что она почти забыла детскую скрипку, а теперь чувствует ее, словно держала вчера. Вот деки из ели и клена, на которых она помнит каждую царапинку. Вот верный смычок, сначала неловко елозивший в ее неумелых руках, а после порхавший по струнам. Первый учитель принцессы сам сделал скрипку для ученицы, а потому Эвинол дорожила этим инструментом больше, чем той скрипкой, что была у нее в столице, – работы известного найеннского мастера. За «столичную» скрипку она почти не бралась, просто не оставалось времени из-за занятий, которыми нагрузил ее отец после объявления наследницей престола. Зато с детской их связывало столько часов упражнений и игры, что могли бы сложиться месяцы.

– Ну что, подружка? – Эви любовно провела пальчиком по верхней деке. – Скучала по мне? Не кажется ли тебе, моя дорогая, что пришло время сыграть для нашего капризного приятеля Инослейва, как в старые добрые времена? Может, заслышав твои чарующие звуки, он вновь станет милым и добрым, как когда-то. Или подавится моей жизнью, – добавила она гораздо тише, словно не хотела расстраивать скрипку.

Именно в этом и состоял нехитрый план Эвинол. Приехать в Гвиринт, отправиться на любимую скалу над озером и предоставить себя в полное распоряжение западного ветра. Если он и впрямь жаждет жертв – пусть забирает. Если же нет, то придется озлобленному народу смириться с тем, что их способ усмирить ураганы не работает, а заодно убедиться, что королева, которую они так сильно ненавидят, готова ради них на все.

У Эвинол сложилось странное отношение к задуманному. С одной стороны, сама идея жертвоприношения казалась ей странной и жестокой, с другой – мысль отдать себя ветру была даже по-своему захватывающей и манящей. Именно поэтому она подошла к приготовлениям с такой тщательностью, несмотря на то что почти не верила в серьезность своей затеи.

В образе, который ей хотелось создать, важную роль играла скрипка. Следующей деталью стало платье. Эви направилась в гардеробную и принялась перерывать свои детские наряды, которые давно занимали самую дальнюю часть. Вот оно! Серо-зеленое, напоминающее цветом воды озера в пасмурную погоду. Платье точно не было одним из самых красивых, зато идеально подходило для верховых прогулок. Именно этот наряд чаще всего выбирался для поездок к озеру на свидания с ветром. Эви прижала зеленую ткань к груди, как старого друга, а затем принялась крутить платье в руках. Будет ли оно впору? Все-таки четыре года прошло, за это время она превратилась из ребенка в девушку. Недолго думая, Эви разделась и примерила детское платье. Не исхудай она так сильно, должно быть, оно не сошлось бы в груди. Зато сейчас сидело как влитое, в отличие от ее обычных нарядов, которые отвратительно болтались на худом теле. Правда, подол стал коротковат, но это не страшно.

Одевшись и захватив скрипку, Эвинол направилась к конюшням. Она заметила, что походка ее легка почти как в прежние времена. Кто бы мог подумать, что она будет чувствовать себя так свободно и едва ли не весело, отправляясь, по сути, на смерть? Эви сама себя не понимала, но жертвоприношение казалось ей чем-то вроде захватывающего приключения. Примерно так же она чувствовала себя, выбираясь ночами из своей спальни и являясь на крышу – полюбоваться звездами и поболтать с Инослейвом.

На конюшне ее ждала еще одна старая приятельница – рыжая кобылка Рута. По лошадиным меркам Рута была уже почтенной дамой, но, к радости Эви, не утратила былой резвости. Конюхи рады-радехоньки были угодить королеве. Руту оседлали, Эвинол подсадили в седло, одарив множеством добрых напутствий.

Миновав дворцовые ворота, Эви ощутила себя по-настоящему свободной, наверное, впервые за последние годы. Какое же счастье – скакать на лошади со скрипкой за спиной, наслаждаясь всем, что видишь и чувствуешь. Эви впитывала в себя окружающий пейзаж, растворяясь во всем и становясь всем. Лугами, где последний месяц лета щедрой рукой рассыпал среди трав пригоршни ярких цветов. Высоким небом, где белые мазки облаков составляли контраст голубому фону. Темно-синим озером, искрящимся в пляске солнечных бликов.

Как долго она была далеко от этого! И как, оказывается, сильно повлияла на нее разлука! Кто знает, не вызвана ли ее болезнь тесными стенами, в которых ее заперли. Стенами дворца и стенами обязательств, выполнение которых свыше ее сил. Люди правы: она слишком молода, чтоб править огромным государством и вершить судьбы тысяч подданных. Ее место не на троне, а здесь: в цветущих лугах, под открытым небом, в объятьях вольного ветра. И плевать, бог он там или выдумка. Он есть! Вот он – подгоняет их с Рутой упругими порывами в спину, треплет незаплетенные волосы, колышет травы и цветы по обочинам дороги.

Эвинол была готова скакать вечно, а потому, достигнув наконец скалы, ощутила что-то вроде разочарования. Чуть позже к нему примешался страх. Она ведь здесь для того, чтоб принести себя в жертву. И даже не веря в успех своей странной задумки, она оставила на столе в кабинете длинное письмо с объяснениями и отречением от престола в пользу герцога Райн’яра в случае, если жертвоприношение состоится.

Эви спешилась, отпустила Руту, зная, что верная лошадка не убежит. Привязывать ее было бы преступлением, поскольку Эвинол не знала, вернется ли. Подъем на скалу дался тяжелее, чем в детстве, но легче, чем она рассчитывала. И вот она уже стоит между синим небом и озером, подернутым легкой рябью. Под ногами тянут из травы головки поздние ирисы, маки, анемоны и множество других цветов, названия которых она когда-то помнила.

Эвинол вдохнула полной грудью воздух, несущий ароматы воды и трав, достала из-за спины скрипку и начала играть. Поначалу рука двигалась судорожно и нервно, смычок извлекал из струн скорее жалобные стоны, чем музыку. Эви знала, что дело не столько в долгом отсутствии тренировки, сколько в паническом страхе, охватившем все ее существо. Неужели каждый глоток пряного воздуха может оказаться последним? Неужели мелодия может оборваться на любой ноте?

Первая композиция, звучавшая, как писк испуганной мыши, все длилась и длилась, и стыд постепенно стал вытеснять страх. Что сказал бы старый учитель, услышав эти завывания? И гораздо важнее – что подумает Инослейв, для которого она, по сути, играет. Ей стало стыдно перед небом, озером, горными пиками вдали и каждой травинкой под ногами. Может, она и умрет через мгновение, но разве не стоит уйти на красивой ноте, подарив напоследок миру нечто прекрасное? Она ведь может! Водить смычком по струнам она может куда лучше, чем править страной и людьми.