Елена Звездная - Серый [СИ]

Двинулся осторожно, снег под ногами скрипит предательски, да страшнее снега сухая ветка. Хруст ее разнесется почитай далече магов. А веток здесь много — кусты однолетки по берегу разрослись. Шаг, еще шаг. Оборотни сейчас хорошо видны, совещаются. Двое говорят, третий время от времени посвистывает. Да, тяжко поверить, что сгинула вся стая полярных.

Нашел русло ручья, палкой проверил оно ли. Оно. Снял рукавицу. И осторожно проваливаясь в снег, уже сжал гранату в левой руке. Сейчас каждое движение важно, любое действие просчитать нужно. Это по молодости, в силе да горячности можно совершать ошибки, а старость промахов не терпит. Оступился — упал, и подняться никто не поможет.

Проваливаюсь в снег, последний вдох.

Три, два, один — ноги нащупали твердую поверхность — я на реке.

— Ангалла? — крик оборотня. Решили что я полярный. — Ангалла?

Да не ангалла я тебе, маг, я почитай что смерть твоя. И закрыв глаза, еще раз вспоминаю расположение оборотней. Мне ошибиться нельзя… Мне гранату левой кидать, правой то не смогу сейчас.

Рывок. На ходу, едва опал взметенный снег и стали видны маги, бросил гранату. И сразу упасть, накрыть голову, и вздрогнуть, едва взрыв прогремел над лесом. И снова встать, быстро, не обращая внимания на стрельнувшую в позвоночнике боль и ощущение глухоты. Выхватив нож ринуться к ослепленным взрывом оборотням. Первого зарезал как косулю — перерезал горло. Добивать буду после. Второму волчьим ударом вспорол брюхо, да правая подвела. Пока вынимал нож, третий оклемался. Рев, и человекоподобный стал зверем. Слишком быстро. Зажимаю нож, гляжу в красные глаза и понимаю — все!

Зверь шагнул, сбрасывая клочья одежды. Сейчас должен скрипнуть снег, слышаться утробный рев загрызня, да не слыхать мне. Граната оглушила почитай часа на три. Так и помру в молчании леса, оно, может и к лучшему. А зверь пригнулся, на загривке шерсть дыбом, пасть оскалена… Вот она смерть, в очередной раз в глаза заглядывает. Перехватил нож и понял — даже ударить не смогу. Мороз он ведь как — иной раз и не чувствуешь, а щупальца холода глубоко уже, не вытравить без печи теплой.

Зверь оскалился и прыгнул.

Только и успел, что выставить руку, да захрипеть, едва зубы сжались. Нет, не прокусил, шуба то у меня знатная, сам шил, оттого и грубая, но оборотень руку ломает, все сильнее сжимая челюсти.

Вой, далекий и печальный прорвался в мою личную тишину. И вдруг оборотень отпустил.

А справа серая тень, и еще, и еще.

Волки.

Как крысы порой загрызали неосторожного человека в покинутых городах, так волки сейчас всей стаей набросились на оборотня. И рвали, грызли, гибли под его ударами, но не отступали. И Серый, мой серый, рывком вгрызся в горло оборотня, чтоб отпустить только при последнем вздохе.

И победили, смогли.

Сидя на льду промерзшей реки, я осторожно растирал замерзшие руки. Правую сразу в перчатку сунул, ею едва мог шевелить. Левой взял нож, пошел добивать оборотней. Тут оно как — если голову не отделить, они почитай через сутки восстать могут. Возился долго — оно ведь ножом пилить шею не особо удобно, да еще и левой рукой. Время от времени снова прятал в рукавицу, ждал, пока согреется. Так до сумерек и провозился. А потом, оно ведь и следы скрыть надо.

И я устало поднялся на пригорок. Волки сновали повсюду, да не трогали. Видать свой я для них стал. До ночи брал полярных, тащил на лед, бросал поверх оборотней. Работа нудная, особливо с одной рукой, да делать нечего. И уже не думая о похлебке, что остыла в землянке, шел в лес, находил полярного, волок к реке. Сколько их? Снег скрипел все сильнее, холод проникал с каждым вздохом, а бросить нельзя. Сволок всех на кучу. Наломал кустарников-однолеток. Этот сушняк принимается быстро, да горит недолго. Потому поверх натаскал еще веток.

Когда взошла луна, почитай уже и закончил.

Осторожно поднес к хворосту термит, чиркнул зажигалкой. Газа в ней давно уже нет, но искру дает как полагается. А там уж и свечка термитника занялась. Бросил наверх, и отойдя от занимающегося погребального костра, устало сел на бревно. Оно вмерзло в реку, но сухая часть получше льда али снега будет.

Долго сидел и смотрел на костер. Вот и согрелся. Даже рукавицы снял и протянул левую руку к огню. Правая болела нестерпимо, ну да не до нее сейчас. Горело ярко. Вода от растаявшего снега и льда шипела, но потушить пламя не могла — термит пока не прогорит, ему для горения и кислород не нужен. Так и лед растает, горелые останки провалятся под воду, та вновь замерзнет и следов не останется никаких. Кровь, что красными цветами на снегу реет, снег же и засыплет. У меня ногу на погоду дергает, так что завтра и ожидать метель.

У магов оно как — потерялся отряд, вышлют поисковое заклинание.

То будет искать и найдет, да найдет коли останки есть. А коли и следов не останется, заклинание покружит, покружит и вернется. От острова к нам через Иглово море почитай месяца полтора пути, путь то не близкий. Да и идти можно токмо зимой, по весне да летом ни одно судно не переплывет рифы. Так что только пешком, да только зимой по льдам. А зимы почитай месяц-то и остался. Значит новых можно до следующей зимы не ждать. По весне и перебираться вглубь материка буду.

Треснул лед, загудело пламя, костер, шипя и плюясь, ушел под воду. Термит и под водой горел ярко, осветив лед голубовато-красным пламенем. Красиво. Пора мне. Тяжело поднялся, с трудом зашагал по лесу, скрипя снегом, в реке рвануло, эхом усиливая гул. Ну вот и термит погас.

Устало добрел до брошенной вязанки хвороста. С трудом поднял, и, пошатываясь, пошел в землянку. Путь показался неблизким. Дом встретил холодом и нелюдимостью. На двух оконцах ледяные узоры, вода в чайнике и та коркой льда покрылась. В приполярье оно завсегда так — только огонь погас — холод завоевывает территорию.

Сейчас бы лечь, растянуться на печи, да отдохнуть. Но нельзя. Эдак не растопив, до утра можно и не дожить. И открыв печку, вытянул золу с угольками истлевших деревьев, заложил хворост, поджог. Долго дул, пока не разгорелось, потом накормил огонь ветками потолще. Пламя радостно затрещало, почти сразу зажглась лампочка. Она у меня от тепла срабатывает. И пока разгоралось в пламя в печи, да пока отмерзала похлебка, сходил еще за дровами.

Занималась заря.