Игорь Маранин - Специалист по исполнению желаний [СИ]

— Вот и выбрались, — произнесла за моей спиной Анфиска. — Я же говорила, Горыч: ты — счастливчик!

Возница вытащил «волшебные» очки с одним разбитым стеклом и вдруг рука мумии резко метнулась к ним, выхватила и со всего размаха грохнула о каменный пол. И ещё раз. И ещё… И тут же усмешка в моей голове переросла в зловещий хохот.

— Вот вы и выбрались, — передразнивая Анфиску, «произнёс» покойник.

Мои пальцы аккуратно и неторопливо связывали нити коврика-самохода. Я вновь наткнулся на него в этом тоннеле, и теперь сидел, прислонившись спиной к стене и отрешившись от своих товарищей, от тоннеля, от обманувшегося нас сторожа семейных тайн, от самих Бата и от всей остальной Вселенной заодно. Мне нужно было унять злость на самого себя и обиду на судьбу, и горечь отчаяния в мрачной обёртке страха, и чувство голода — десятки самых различных чувств, мешавших посмотреть на ситуацию со стороны. И лучшим способом для этого была монотонная и нудная работа. Прошло уже несколько часов после того как мы оказались в ловушке. Если не считать недавней смены замков на дверях, этим ходом не пользовались десятки лет. А мы вряд ли проживём больше недели без пищи, а главное — без воды. Оттого все были взвинчены и злы, даже сейчас злость лишь слегка разжала пальцы на моём сердце, дав ему свободу дышать, но сердце дышит надеждой, а её не было.

Первые ковры-самоходы изобрели ещё при императорах династии Ро — той самой, которую сверг прибывший в чреве дракона Уль. Они плелись мастерами из специальных нитей, способных воспринимать волны, пронизывающие всё вокруг и преобразовывать их энергию в движение. В зависимости от сложности узоров менялись и возможности самих ковров. Конечно, вручную я мог только грубо связать нити в нужном сочетании, но если бы нам понадобилось просто переместиться из одной точки пространства в другую, этого должно было хватить.

Анфиска всё ещё пробовала убедить сторожа, что мы посланы самими Бата. Сторож ответил ей лишь один раз. «Если тебя послали Бата, — сказал он, — назови тайное слово». Он мог бы нам помочь, связавшись силою мысли с другими покойниками. А те, возможно, передали бы сообщение живым. Слабых телепатических способностей самой Анфиски для этого не хватало.

Казимир с Камошкой пытались открыть дверь «методом случайного удара». Но попробуй попасть в перемещающуюся по поверхности точку, не видя её. Было бы у них в запасе месяцев десять, может, кому-то бы и повезло.

— Горыч, поговори с ним! — устало опустилась рядом со мной Анфиска. — Хватит чушью заниматься!

Голос у неё был раздражённым, а пальцы нервно подрагивали. Казалось, ещё чуть-чуть и с них полетят искры. Анфиска была напугана — впервые за всё наше столь неудачливо завершившееся путешествие.

— Займись шкатулкой, — не прекращая сплетать нити, произнёс я, — разве не интересно, что в ней?

— Шкатулку без Бата не открыть, — ответила Анфиска. — На ней семейная печать. А будешь ломать — она рассыплется в прах. Горыч, поговори с ним!!

— Всё, что я могу сказать, ты уже сказала.

— Знаешь, я тебя сейчас просто ненавижу!

Девушка рывком поднялась на ноги и разозлённая, словно фурия из Араканских лесов, зашагала прочь. Хотелось есть. И пить очень хотелось. И голова неожиданно разболелась так, словно внутри неё лихие наездники устроили скачки на кривой козе.

— Ты же у нас счастливчик, говорят, — прорычал подошедший возница. — Ну, так иди, ткни пальцем в дверь! Авось попадёшь.

Он был зол не меньше Анфиски.

— Остынь, Казимир. Тыканьем делу не поможешь.

— А ты хочешь разогнаться на этой тряпке и дверь вышибить?

— Я хочу немного подумать.

— Ну, думай, думай, — сплюнул на пол возница. — Философ!

И, развернувшись, отправился обратно к выходу. Я сплёл ещё несколько нитей и почувствовал лёгкую вибрацию — коврик-самоход заработал. Основа его — «сетка», как называют её в мастерских — была готова. Оставалось правильно связать толстые нитки основных узлов, но тут меня взяло сомнение. Обычно узлы различаются цветом, а тут все они были одинакового оттенка. Помучавшись с полчаса и ничего не придумав, я наугад связал несколько узлов, чуть помедлил и решительно завязал последний. Коврик завибрировал и загудел сильнее и громче. Через мгновение по ушам ударил тяжёлый низкий звук, из-под рук моих вылетела яркая молния и ударила в стену тоннеля. Мир вокруг словно взбесился. Стены, пол и потолок изгибались самым невероятным образом: дёргались, сжимались, вытягивались… Нас швыряло из стороны в сторону, больно ударяя о стены, подбрасывая к потолку и снова роняя на пол. Инстинктивно я вцепился руками в коврик и не отпускал его, словно он мог помочь справиться с этим безумием окружающего мира. Вытянувшись прямой линией, коридор на мгновение замер, и тут же уши заложил яростный дикий утробный крик — так не кричит ни одно известное мне существо во Вселенной. Последовал резкий рывок, слетели двери, в коридор хлынула морская вода, но рваные края дверных проёмов стремительно затянуло тонкой полупрозрачной плёнкой. Через мгновение мы уже неслись к поверхности моря — неслись внутри чего-то огромного и живого. Побитые, помятые, с синяками и ушибами мы собрались у плёнки, затянувшей проём двери. Животное вынырнуло из воды, но не остановилось, взмыло в воздух — сквозь мутное «окошко» мы увидели его огромные тёмные крылья. Шум, который поднимали они, перемещая воздушные массы, заглушал наши голоса, приходилось орать, чтобы услышать друг друга.

— Плёнка всё тверже! — кричал Казимир, вытаскивая нож. — Надо уходить!

— Разобьёмся!

— Надо рисковать — внизу море! Иначе — конец.

— Ковёр! — орал я. — У нас есть ковёр! Режь!

Возница со всего размаха воткнул нож в живую плоть стремительно регенерирующего монстра, и торопливо рассёк её сверху донизу. Животное дёрнулось. Чуть-чуть, словно от лёгкого укола иголкой. Ещё один надрез параллельно, затем ещё один, соединяющий, и вот совсем ещё тонкая и прозрачная кожица болтается на ветру, а мы, крепко держась за пассажирские ремни коврика, падаем в море… Внизу, совсем близко, виднеется небольшой, поросший деревьями островок, коврик наш отчаянно гудит от напряжения, но не может справиться с воздушной стихией. Он не предназначен для таких полётов — разве что на уровне городских крыш. И всё же, чем ближе к земле, тем всё больше напитывает он свои нити энергией, замедляет падение, выравнивает края… Приземлились мы уже спокойно, на самом краю песчаной полоски у воды, избежав острых верхушек деревьев. А, приземлившись, долго лежали, раскинув руки, без сил и без слов, просто наслаждаясь свободой и тишиной.

— Горыч, я тебя обожаю, — неожиданно произнесла Анфиска.