Александра Плотникова - Бешеный волк [СИ]

— Видимо, мозг не справился с перегрузкой.

Навалился обморок.

Темнота взорвалась потоком знакомой боли — кто-то окатил водой. Тело судорожно дернулось, но его тут же остановило хищно звякнувшее железо цепей…

«Я опять что-то сделал не так, и Юфус меня наказывает. Понять бы только за что».

Но и эта мысль умерла, задавленная невыносимо жгучей болью и глухой ватной темнотой. Слава Тьме, в этот раз его не облили — наверное, не заметили обморока. Очнувшись, он увидел сквозь мутную пелену, что к нему приближается какой-то… человек? Хотя знакомый с детства запах подкидывал иной облик. Да, конечно — кто это еще может быть кроме того самого ифенху, с которым он провел когда-то почти год своего короткого детства?.. Он не забыл, разумеется, не забыл того мальчишку!

— Дядя Разэнтьер… — на большее сил уже не хватило и еле слышное сипение оборвалось стоном.

Тень закрыла солнце — всемогущий спаситель встал почти совсем рядом. Зло спорит с кем-то. Совсем обезумевшее от боли тело рвется из цепей, но получается только слабое дерганье. Лязгнуло оружие, гнев Разэнтьера смешался с чьим-то страхом… Наверное, охранника. Как кружится голова.

— Ты совсем умом тронулся, капитан? Падаль пожалел?

— Ты сейчас сам падалью станешь, если не отомкнешь замок.

— Сумасшедший! Это ж трибунал, не меньше!

— Да пошел ты!..

Цепи ослабли, и осталось только мешком сползти в крепкие руки. Стало совсем муторно и больно, солнце тут же вгрызлось в спину. В уши заползла ватная тишина, Ваэрден почти ослеп… Горячие руки держали крепко и надежно, а потом взвалили на плечо и понесли. Куда — уже неважно.

«Ты ведь не бросишь меня…»

Крепость забурлила гвалтом — гарнизон начал понимать, что происходит. Затопали сапоги, зазвенели крики. Неслыханно — офицер сбегает с пленником! Волк лишь слабо всхлипнул, когда капитан перебросил его поперек седла и запрыгнул сам.

— Держись, главное перетерпи скачку!

Со всех сторон сыпалась ругань, натужно заскрипел тяжелый ворот решетки. Застрял. Лошадь заплясала, пошла тряской рысью, галопом… Ифенху от боли взвыл. Чугунная решетка ворот с лязгом упала, задев конский хвост. Разэнтьер оглянулся и изо всех сил всадил коню шпоры.

Дальше была только бешеная скачка и боль. Капитанский плащ прикрывал от солнца, жесткое седло отбивало внутренности и терзало оплавленную израненную плоть. Монотонный стук копыт, шумное дыхание коня, горячее напряжение Разэнтьера.

Темнота.

Тишина.

Беспамятство.

Разэнтьер вломился в кусты и осадил взмыленного коня, придержав одной рукой тело Волка, мешком висевшее поперек седла. Тот даже не вздрогнул.

— Плохо дело.

Три четверти часа галопом, густой лес в стороне от тракта, заросший колючими кустами бурелом, через который ни один рыцарь в здравом уме не сунется — только дурак. Или беглец. Полянка была надежно укрыта от посторонних глаз, а с дальнего края сразу три упавших дерева сложились в подобие пещерки. Переплетение сучьев и ломаных веток должно было надежно укрыть от дождя и ветра и спрятать дым костра.

Воладар спешился, намотал поводья коня на ветку и осторожно снял ифенху с седла. Руки дрожали от усталости и еще не улегшейся ярости, но капитан заставил себя успокоиться. Еще не хватало уронить раненого! Он отнес Волка под деревья и опустил там на кучу слежавшихся веток, присел рядом.

Боги милосердные… Говорят, вы есть. Так помогите?..

Перед ним лежал почти труп. Чудом, с хрипом и бульканьем дышащий, в корках спекшейся крови, кожа кое-где свисает клочьями, четыре глубоких раны воспалились и гноятся. Не считая отбитых седлом внутренностей и подрезанных сухожилий.

Разэнтьер ненавидел за это и себя, и весь Орден. За несколько часов беспрерывной пытки — с рассвета и до часа пополудни. За самодовольную и заискивающую улыбку коменданта Феликта ди Вилли, непутевого родственничка герцога Вильского. За радостную алчность в глазах праздной толпы, жадно следящей, как под яркими солнечными лучами и потоками воды плавится плоть жертвы. За улюлюканье и насмешки, которых пленник, к счастью, не слышал. Вместо того, чтобы заниматься повседневными делами и обязанностями они стояли там. Почти все. И смотрели. И радовались чужой боли.

«А вот алден с два вам, я не буду одним из вас!»

Не в силах больше видеть это, чувствуя себя последней сволочью, причастной к чему-то столь же мерзкому, как поедание падали, Разэнтьер разогнал зевак. Желтые, затянутые пленкой глаза на сожженном солнцем лице. Молчаливо гордое терпение без криков и мольбы о пощаде. Это странное в устах жестокого хищника, беспомощно-детское обращение — «дядя»… С этого мига Разэнтьер перестал думать, что делает. Есть чужая, доверившаяся тебе жизнь и голос совести, который люди испокон веков приписывают почему-то только себе, но не слишком стремятся ему следовать.

«Орден не простит», — мелькнула крамольная мысль. «И бед от этого будет больше, чем пользы».

— Ну и пусть трибунал, зато тебя они не получат, — проворчал капитан и легонько потеребил ифенху за плечо. — Эй, Волк, ты меня слышишь?

Тот едва приоткрыл глаза, слабо блеснувшие в полумраке.

— Мне надо наведаться в ближайшую деревню, не повезу же я тебя до Старейшины в таком виде. Обещаю вернуться побыстрее.

Он слабо кивнул и опустил веки, давая понять, что слышал.

Идти пришлось пешком — жеребец стоял весь в мыле и никак не мог отдышаться. К тому же, дорогостоящий боевой конь по сравнению с деревенскими рельмами слишком приметен. Оставалось надеяться, что местные жители не запомнили в лицо самого Разэнтьера, когда отряд проезжал деревню. Капитанский плащ укрывал Волка, наплечник Воладар снял и зарыл под корягой. Может быть, все обойдется.

Мысли щетинились в голове, как стая свернувшихся ежей, перед глазами снова и снова проносились эти злополучные несколько дней и желтый волчий взгляд. А ведь волков убивают точно так же, если они режут скот или нападают на селения, но никогда не стремятся извести поголовно. Сколько казней было до этого… Еще более жестоких и показательных порой. И многие ломались, кричали под солнцем, умоляя прикончить быстрее. Хотя бы милосердно отрубить голову. Иногда Разэнтьеру удавалось уговорить палачей, иногда нет. Но с каждой такой казнью, будь то матерый убийца или просто неудачливая жертва, как та девочка, что-то в душе капитана надламывалось. А пару часов назад сломалось совсем.

Денег, остававшихся в одной из седельных сумок с горем пополам, но хватило на все необходимое — выносливую рельму, еду, одежду. Удалось выторговать у местного корчмаря даже пару фляг хорошего чистого спирта и несколько больших кусков полотна. Даже крохотный котелок удалось раздобыть — уже неважно, каким способом.