Александра Плотникова - Бешеный волк [СИ]

— Для тебя это означает Al-heine, Высокую Кровь, — вздохнул Тореайдр. — В былые времена уже через дюжину дней Ваэрден был бы представлен совету Старейшин, чтобы получить собственное родовое имя и право возглавить малый Клан. Теперь это сделать некому. Даже меня Темный дар за всю мою жизнь не удостоил чести иметь крылья. А его сущность, видимо, происходит от кого-то из Высокородных.

Будь Разэнтьер не таким сонным, он бы призадумался, но ему было не до того. Глаза слипались, он едва нашел в себе силы съесть принесенный служанкой ужин и добраться до тахты за ширмой, на которую любезно указал хозяин, вестимо собравшийся провести бессонную ночь подле Волка. Человек еще умудрился стянуть сапоги, но и только — дальше его поглотил сон.

А Змей остался коротать ночь над Ваэрденом. Странные мысли лезли в голову, заставляя нервничать и прогоняя прочь усталость. В полумраке алькова ему все казалось, что не с бездомного бродяги смывает он следы пробуждения дара, а с собственного сына.

Как будто Шейрамейн вернулся с Колеса в облике этого нахала.

Шейр был похож на свою мать, такой же тонкий и высокий, как она. В бешеном Волке жила та же нервность движений, и похожий взгляд иногда метал он из-под седой челки. А Шейрамейн точно так же, как Ваэрден, ничуть не чтил установленные ради выживания обычаи…

Поди разберись, то ли впрямь вернуло его всемогущее Колесо Судьбы, то ли нет… До четырехсот лет он не дожил самой малости — поздний, желанный, жданный ребенок двух родовых владык. Война началась, треклятая война с Орденом.

Не стало ни его, ни матери. Ваэрден же ни под каким видом не позволит связать себя узами птенца Клана Змея. Несколько раз, вглядываясь в лицо мечущегося в тяжелом полусне-полубреду Волка, Старейшина порывался было протянуть между ним и собой ниточку связи, но это было бы насилием над волей, которая и без того покалечена. Еще несколько раз за ночь он поил младшего своей кровью, а когда забрезжил рассвет — устало велел слугам перенести того обратно в отведенную ему спальню.

Сон отступал медленно, неохотно. Рассыпался сверкающими искорками в мягкой бархатной темноте, сменившейся красноватой серостью под веками. Сбежал и оставил угасающую память о сновидении и немного болезненную истому, сдобренную теплом. Шевелиться не хотелось. Думать тоже. Что-то с ним было не так, но и это важным не казалось. Радовало отсутствие боли. Он лениво заворчал в подушку и попробовал перевернуться с живота на бок — досыпать.

Не тут то было. Что-то лишнее, накрывавшее его спину словно одеялом, тут же отозвалось букетом ощущений, судорожно задергалось, раздался женский вскрик. От удивления пришлось проснуться и повернуть растрепанную голову, чтобы разглядеть, что же там такое.

Он бы подпрыгнул, если бы непослушное тело позволило. А так — только шлепнулся обратно на подушки, беспомощно взмахнув этим черным и в перьях — нужное слово из головы попросту выветрилось. Может, померещилось спросонья? Да нет, на дворе белый день, из приоткрытого окна ветер дует, ветка сероствольника по стеклу стучит. И перья щекочут спину.

— Тише, герой, не суетись, — прозвучал знакомый чуть насмешливый голос, и мягкие руки Лемпайрейн легли на перья, осторожно и крепко прижали их к кровати. — Это крыльями называется. И тебе очень повезло, что мы оказались рядом в такой нужный момент.

Она не убирала рук до тех пор, пока не убедилась, что Ваэрден способен хотя бы не махать непослушными громадинами как попало.

— З-зачем? — ничего более умного в голову не пришло. — Что я с ними делать буду?

— Заслужил ты их, наверное, — ифенхи принялась поправлять и приглаживать выбившиеся из покрова перья, одновременно проверяя, чувствуют ли крылья что-нибудь. — Зачем с талантом рождаются? Вот у тебя явный талант выживать.

— Как у того пса подзаборного, — зло рыкнул Ваэрден и дернулся. — Эй, прекрати, щекотно же!

Он хотел было повернуться и сбросить ее руки с крыла, но к несчастью, строптивые конечности перепутались, а она сладко хихикнула и перебралась ему на спину, усевшись верхом. Наклонилась, коснувшись грудью лопаток и придавила крылья всем весом. На ней ничего не было, кроме легкого шелкового платья.

— Какой же из тебя пес, — прошептала она в самое ухо. — Только царская волчья порода.

Ее молочно-можжевеловый запах забивал ноздри, от прикосновений волоски на загривке вставали дыбом, и страх расползался в животе липкой лужей. Ифенху понял, что вырываться бесполезно — удержит, она сейчас сильнее. И распластался под ее весом.

— Скажешь тоже, царская, — буркнул он. — Слезь с меня, это неприлично!

Волк не понимал заигрываний, своей настойчивостью Рейн его только раздражала. Юфус запрещал ему связываться с женщинами, называл их ненужной растратой сил и времени, и Ваэрден это запомнил крепко. Особенно после того, как на его глазах некромант живой препарировал приглянувшуюся ему девушку…

— Не беспокойся, приличный наш, а вдруг ты мебель сломаешь? — Рейн, наоборот, устроилась еще удобнее, не забыв прижаться покрепче и поерзать. Мышцы от этого свело судорогой. — Ты ведь совсем не хочешь поломать ничего лишнего? — ее коготок скользнул по шее и отодвинул волосы.

— Тебе чего надо? — буркнул ифенху, вздрогнув всем телом, но стараясь не подать виду. Она была теплая. Сытая. Манящая. Но гораздо больше, до судорожной боли, хотелось расправить крылья и взлететь, все выше, выше поднимаясь с каждым взмахом…

— Мне? Ничего особенного. Как ты мог подумать, — ее голос снова упал почти до шепота. — Я даю тебе время привыкнуть…

К чему привыкнуть, она так и не сказала. Может, к своей персоне, а может, к крыльям. Ее сознание осторожной прохладной шелковой лентой потянулось к его, коснулось самой границы. Теплые губы легонько, почти невесомо поцеловали в шею. Он в ответ тут же ощетинился этаким ежом — не лезь! Ифенху затопила дикая волна ужаса, тело напряглось, пытаясь сбросить женщину. Ваэрден зарычал. Голова разламывалась от боли, крылья вырывались из рук Рейн. Ей уже стоило усилий его удерживать. Запрещено!..

— Ну, куда ты рвешься? — спросила она все еще спокойно, хотя раздражение плеснуло на глубине. Ей пришлось ослабить хватку и приподняться на локтях.

Неподвластные хозяину крылья тут же ударили ее со всей силы, развернувшись с громким хлопком. Лемпайрейн с визгом скатилась с кровати и едва успела увернуться от следующего взмаха.

Он и сам был не рад тому, что слабое ватное тело вдруг начало своевольничать. Что-то внутри стремилось взлететь, вывернуть плоть наизнанку, и крылья бились все сильнее. По спальне гулял ветер, сбивал ткани и мелкие предметы, мускулы свело судорогой… Но это было так сладко!