Мария Берестова - Любовь не с первого взгляда [СИ]

Недолго они стояли в молчании; наконец, вернулся церемониймейстер с перчатками, и Канлар снова вывел королеву в бальный зал.

— Признаться, — шепнул он ей на ухо, — дорого бы я дал, чтобы проверить, лежит ли ваша записка до сих пор в вашем кармане, ваше величество!

Озорные смешинки играли в глазах Каи, когда она показала ему краешек своего распоряжения и весело ответила:

— Она по-прежнему со мной, а ваши подозрения несносны!

Убедившись, что за ними не наблюдают слишком явно, она позволила себе хмыкнуть и посетовать:

— Подумать только! Я слыхала, что иные ревнивые мужья контролируют переписку своих жён! Но чтобы мой собственный глава внешней разведки ревновал меня к моему же главе внутренней разведки! Это уже перебор, мессир!

— У королевской ревности и размах соответствующий, — склонился в поклоне Канлар, приглашая Каю на следующий тур. — Клянусь, сегодня я не спущу с вас глаз!

Королева ответила беззаботным смехом и охотно закружилась в очередном танце.

Внутренняя разведка сработала без осечек: с одной стороны, Канлару так и не удалось вычислить, кому и в какой момент королева отдала свой приказ, с другой — не прошло и трёх дней, как на очередной советы были присланы материалы отчёта по этому расследованию.

Трое «заблудившихся» махийских церковников, действительно, пересекли горную границу, действительно, были обнаружены кордоном князя и доставлены в его резиденцию, где, как и опасалась королева, произошёл контакт. Однако добытые разведкой сведения сводились к одному: махийцы хотели обратить князя в свою веру и вели с ним богословские беседы, а князь, напротив, хотел уличить махийцев в еретической основе их учения. В итоге высокие стороны остались при своём: махийцы отправились к себе ни с чем, а князь даже расхвастался о своей попытке «вразумления еретиков» в местном светском обществе.

— Вот вроде всё и гладко звучит, — теребил бороду дядя королевы, — а почему-то не верится.

Покачав головой и ещё раз перечитав донесение, канцлер поддержал его:

— Шито белыми нитками. Вся эта история с хвастливыми откровенностями в подпитии выглядит, конечно, крайне правдоподобно и в духе князя, но всё же князь не дурак, чтобы хвастать контактами с Махийской церковью. Даже в столь благонадёжном контексте.

— Самое слабое место в этой истории, — вступил в разговор Канлар, — мотивация Махийской церкви. Они тоже отнюдь не глупы, и вряд ли идея обратить князя в свою веру может казаться им перспективной.

Королева тоже бегло пересмотрела донесение и отметила:

— Спаяно гладко, даже их епископ имеет соответствующую репутацию религиозного фанатика, который известен своими абсурдными проповедями и попытками обратить в свою веру всех и вся.

— Не придраться, — согласился канцлер разглядывая резолюцию главы внутренней разведки: «Ведётся выяснение истинных намерений и последствий встречи».

Внутренняя разведка, естественно, во всю эту богословскую благолепность не поверила, но исправно пересказала официальную версию — единственное, что пока удалось накопать.

— Что ж, посмотрим, что ещё удаться выяснить, — отложила донесение королева. — Господин Канлар, ваши агенты пусть тоже проведут изыскания по ту сторону границы, возможно, это будет сделать проще, чем подобраться к любезному кузену.

Закончив обсуждение ещё нескольких текущих вопросов, совет вернулся к многострадальной свадьбе. В этом деле снова и снова всплывали спорные моменты. Сегодня разногласие вызвал вопрос проживания короля-консорта и даже и самой королевы.

Скорее всего, эта тема не всплыла бы, если бы после воцарения Кая заняла бы основные королевские покои — достаточно просторные помещения с двойным набором комнат, в которых как раз могла без стеснений разместиться супружеская пара. Однако Кая предпочла остаться в своих старых комнатах — покоях принцессы — к которым, во-первых, была искренне привязана как к единственному уголку, где она могла побыть самой собой, и которые, во-вторых, не вызывали у неё стойкой ассоциации со смертью родителей. И если кончина матери застигла её в детские годы, и эмоции немного сгладились со временем, то роковую болезнь отца она помнила очень хорошо, и жить в комнате, где он проживал свою агонию, вовсе не казалось её хоть сколько-нибудь заманчивым. Поэтому так и вышло, что до сих пор она занимала свои старые комнаты, конечно, достаточно просторные, но никак не рассчитанные на наличие супруга.

Что касается господина Канлара, у него было целых два места проживания. Официально ему принадлежали комнаты в его министерстве, но по факту он редко там находился, предпочитая ночевать в своей комнате во дворце, — это экономило ему время сборов на утренние заседания и мероприятия.

Большая часть совета, во главе с канцлером, считала, что молодожёнам нужно будет перебраться в королевские покои. Несколько советников возражали против этой идеи, мотивируя это тем соображением, что Канлар станет королём-консортом, а не королём, поэтому и королевские покои явно не для него. Сама королева по-прежнему воспринимала идею своего переезда враждебно и пыталась найти какой-то иной выход.

Дебаты грозили затянуться и лишить присутствующих обеда. В сердцах дядя королевы — большой любитель вкусно поесть — воскликнул:

— Да поселите его к себе, племянница, в конце концов, не так уж много времени вы проводите по покоям!

По отношению к господину Канлару это было справедливое замечание, он, действительно, в своих комнатах только ночевал, проводя свободные от службы часы в министерстве. Королева же часто использовала свои покои для вечернего или дневного отдыха в тех случаях, когда в её распорядке случалось редкое «окно», но, в целом, тоже не была домоседкой.

Советники почуяли близость обеда и в ожидании повернулись к королеве (Канлар ещё в начале обсуждения самоустранился, заявив, что ему решительно всё равно, куда его переселят). Новая идея Кае понравилась не больше старой, но она обещала провести после обеда некоторые изыскания (читать: захватить с собой жениха и примерить на месте, удаться ли им разместиться) и тогда уж выносить суждение.

Сказано — сделано. После обеда Канлар был введён в святая святых — покои королевы, куда никому из приближённых никогда не было хода дальше приёмной. Кая воспринимала свои комнаты как личную закрытую территорию, и сейчас чувствовала себя не слишком комфортно, приводя сюда чужака.

Эти помещения ей выделил отец ещё в ранней юности. Основу покоев составляла анфилада: приёмная, гостиная, кабинет, спальня. От гостиной направо и налево отходили комнаты слуг и гардеробная, от кабинета — комната для занятий и ванная. Из последней была ещё дверь в гардеробную.