Артем Каменистый - Альфа-ноль

Упырь умчался со скоростью мотоциклиста. Общество следопыта ему явно не нравилось.

А тот указал на плот:

— Сами сделали?

— Нет, Рурмис.

— Откуда у Рурмиса столько доброты взялось?

— Не доброта. За квадратики.

— Значит, богатые ребята?

— Пока нет. Но мы на пути к этому.

— Хех, — усмехнулся здоровяк. — Плот этот когда у вас появился?

— Вчера. Сегодня первый раз попробовали поплавать.

— Смотрю, наловили много.

— Да, хорошая рыбалка.

— А тот плот с покойничками, стало быть, ты нашел?

Я покачал головой:

— Не нашел. Заметил.

— А в чем разница?

— Будь он на берегу, это да, это находка. А он не был на берегу, он плыл.

— Ну, плыл-то на берег?

Я снова покачал головой:

— Уже объяснял господину Эшу, что нет. Кто-то отпустил его на середине реки. А река так устроена, что понесла его вправо. Он бы так и прошел мимо Камня вон туда, вниз.

— Значит, ты знаешь, как устроена река?

— Да тут много знать не надо.

— Ну так поделись знаниями своими. Как плот сюда попал и что дальше было. Все, что думаешь насчет этого, поведай мне.

— Как попал, не знаю. Думаю, у тех, кто это сделал, была лодка. Может быть, легкая, такие за Красноводкой из коры делают. Еще думаю, это было в километре или чуть больше отсюда. Потому что дальше я видел пару раз, как течение закручивает коряги, которые притаскивает откуда-то сверху. Их при этом под левый берег прибивает или заносит в левый рукав. Что-то вроде водоворота на все русло. Там берег загибается, вот и получается закручивание. Те, кто сделал плот, это знали. Они думали, что, если отпустить плот ниже, он так и пойдет посредине, ведь закручивания нет. Но они плохо знают реку. Вот эта коса продолжается дальше, под воду. И она как ножом режет струю. Режет так резко, что отбрасывает все в разные стороны. Посмотрите на конец косы: там ни коряг нет, ни мусора. Потому что все это расходится в разные стороны.

— С чего это ты вдруг решил, что коса и дальше под водой тянется?

— Рыбу там ловил, а вода чистая, далеко заглянуть получается. Да и не может она просто так обрываться. Рассказывали, что по низкой воде коса показывается на поверхности. Ну и навыки у меня есть рыболовные. Они помогают реку понимать.

— Умения? Ты не похож на рыбака. Зато похож на имперца.

— А разве имперцы не бывают рыбаками?

— Тварями они бывают. Редко такое бывает, чтобы глаза яркие, а сам не тварь. У тебя вот как раз яркие.

— Я уже устал говорить, что родился на севере. И всю жизнь здесь прожил.

— Жизнь он прожил, ну надо же. Да что там той жизни.

— Ну… сколько есть.

— Значит, рыболовству обучен?

— Есть немного.

— Но при этом не тупой. А ведь рыбаки туповатые поголовно, жизнь у них такая, несложная. Когда жизнь легкая, человек думать перестает. А думать надо, ведь если не думать, мозги засыхают. По тебе видать, что не засохли. И речь непростая. Да и больно ухоженный на вид. Да будь дело на границе, тебя бы стража повесила как шпиона имперского. Уж больно ты на наших не похож.

— Просто умею за собой следить плюс от природы умный и красивый, — скромно ответил я.

Гурро хохотнул:

— И наглец каких мало. Тебе ведь этот бледнокожий небось дюжину гадостей про меня наговорил. А ты тут шутки шутишь.

— Ничего плохого он про вас не рассказывал. Исключительно хорошее.

— Да ну? И например?

— Говорил, что вы даже к крысоволкам милостивы. Одного убили голыми руками так, чтобы он долго не мучился. Разорвали ему пасть и вытащили сердце. Бедняга почти не страдал, а его стая при виде вашего милосердия отступила, уважительно поджав хвосты.

Мелконог покачал головой:

— Ох и язык у тебя, такой даже вырывать жалко. А прозвище мое он называл?

Я положил руку на грудь:

— Ну вот сами-то подумайте, разве можно о таком смолчать?

— Верно сказано, уж я бы о таком молчать не стал, — поморщившись, признал Гурро. — Значит, думаешь, те, кто это сделал, реку не понимали?

— Да, плохо понимали, — кивнул я. — Ведь не было смысла подходить так близко. Дозорный мог разглядеть лодку, а они не хотели, чтобы их заметили.

— Почему не хотели?

— Да потому что зачем им тогда такие сложности? Могли спокойно подцепить плот к лодке, притащить его прямо сюда, к берегу, и так же спокойно уплыть назад. Или у них вообще не было лодки, а был маленький плот. Или даже вывели виселицу на струю и потом вплавь вернулись. Но это вряд ли, в этих местах сейчас слишком много кайт, а крупные могут до костей искусать.

— Это точно, в реку тут соваться страшновато.

— И вообще, это могли свои сделать, а потом свалить на императора боли, — высказал я наконец-то, что давно крутилось в голове. — Своим такое проще всего устроить.

Гурро посмотрел на меня как-то странно и, отворачиваясь, буркнул:

— Поменьше болтай, пацан. И отрасти себе глаз на затылке или почаще оглядывайся. Не то не вырастешь. Не дадут…

Глядя вслед удаляющемуся следопыту, я ничего не понимал, кроме того, что он не только следами на земле занимается. Здесь, в фактории и вокруг нее, происходят некие процессы, о которых я знать не знаю, но при этом они могут мне угрожать. Значит, во все эти непонятности надо как-то вникать. Но как это сделать, пребывая в теле мальчишки, — не представляю. Со мной охотно делится информацией лишь Бяка. Думаю, несложно будет тесно приблизить людей вроде Карасей. Но толку с них? Увы, но взрослые со мной на равных общаться не станут, не в том я положении.

Здешнее совершеннолетие — это лет шестнадцать. Именно с этого возраста у северян повсеместно применяются права полноценного наследования, институт брака и прочее. Мне до этого возраста далековато.

Я не тороплюсь. Три года — это хороший срок для того, кто за несколько дней успевает сделать столько, сколько самому продвинутому аборигену за месяц непросто сделать. Я расту быстро, дайте мне только несколько лет спокойного времени, и смогу сотворить из себя такого хищника, какого свет не видывал.

Но тут ключевое слово — «спокойного». Поэтому меня очень напрягают намеки на то, что в фактории и вокруг нее не все ладно. А я таких намеков улавливаю все больше и больше.

Без изменений

Трактирщик уставился на рыбину странным взглядом и задумчиво произнес:

— Это панцирник.

— Да, — признал я очевидный факт. — Мы не стали их разделывать. Не знаем, как это делается. Там ведь икра дорогая, мало ли, вдруг какие-то хитрые особенности есть. Надо чтобы кто-нибудь показал, и мы все сделаем. Кто такое умеет?

— Их? — вопросительно произнес Жадиро.

— Не понял?

— Ты сказал, что вы не стали их разделывать. Их, это когда не одна рыба, — как-то очень уж спокойно пояснил трактирщик.