Галина Гончарова - Маруся - 3. Попасть - не напасть [СИ]

Мне досталась милая улыбочка от отца. Я оскалилась в ответ.

– Папенька, какая радость видеть вас.

– Познакомьтесь. Это Светлана Галицкая, а это моя дочка, Мария, нынче Храмова.

– Добрый день, – мило улыбнулась блондинка. – Я помню вашего мужа, такой милый дедушка… мои соболезнования.

Зубки решила поточить? А зря, я сейчас в таком состоянии, что спусти меня в Нил – и спасать придется крокодилов.

– Вы в лучшем положении, госпожа Галицкая. Я вот вас совершенно не помню. Равно как и вашего мужа, и ваших детей.

– У меня нет детей…

– О, я вам так соболезную, – оскалилась я. – Впрочем, простите, я и не могла помнить вашего супруга. Я не так давно начала выезжать, а вы который год вдовеете?

– Третий, – дама поняла, что зубы у меня никак не меньше, но решила не отступать. – Конечно, когда я выходила замуж, вы еще в куклы играли.

– Что же случилось с вашим супругом?

– Удар, – дамочка коснулась краешка глаза кружевным платочком. – Мой бедный Николя…

– Господин Галицкий и господин Храмов были хорошими друзьями, господин Храмов служил под началом Николая Александровича. – Романов возник рядом, словно раб лампы. И протянул мне бокал с чем-то прозрачным.

Я улыбнулась.

– Игорь Никодимович, благодарю вас.

– Не стоит благодарности, Мария Ивановна.

Отец смотрел на меня ледяными глазами.

– Машенька, можно тебя на два слова?

Так и хотелось отрезать: «можно – Машку за ляжку и козу на возу», но мудрость братца-дембеля здесь точно не ко двору придется.

– А мы пока потанцуем с госпожой Галицкой. – Романов тут же подхватил даму, послав мне улыбку. Он даже не сомневался, что я захочу перемолвиться словечком с отцом. Ну и ладно…

– Слушаю, папенька?

Отец не стал юлить и сразу перешел к делу.

– Алябьевы сегодня будут на балу. И отец и сын.

– Я за них рада.

– Я могу составить хороший договор и учесть твои интересы, Мария.

Я прищурилась.

– Папенька, а что – Игорь Никодимович непонятно все объяснил?

Отец вздохнул. И вдруг даже как-то ссутулился.

– Мария, его величество, конечно, наш повелитель. Но ты подумай, надоевшую игрушку всегда забрасывают в угол. А тебе нужна семья, дети…

– Я надеюсь, его императорское величество выберет для меня более уютный угол, – отрезала я.

– Ты зря на это рассчитываешь. Знаешь, где сейчас предыдущая фаворитка его величества?

– Где же?

– В какой-то чухонской провинции. Ее выдали замуж за помещика и отправили туда, где всего общества лишь свиньи.

Я прикусила язык. Так и чесалось сказать: «очень приличное общество, особенно рядом с вами, папенька». Лучше уж хрюшки, их хоть на колбасу пустить можно, а вас куда?

Вместо этого я насмешливо поинтересовалась.

– Четвертую супругу подбираете, папенька?

– Девочкам нужна мать, – и не подумал отступать отец.

– Особенно когда своих детей у нее нет. Ну-ну, вольному воля.

– Ты меня учить вздумала?

Я бестрепетно встретила папашин гневный взгляд.

– Торговать мной – можно, а выслушивать мое мнение не обязательно? Папенька, этот этап мы уже прошли. Можете передать Алябьевым, что меня их предложение не интересует.

– Может, подумаете еще раз, Мария Ивановна?

Я медленно повернулась.

За моей спиной стоял Симеон Михайлович Алябьев, собственной юртовской персоной. И рядом с ним молодой человек, напоминающий более молодую кальку с отца. Только некачественную.

Явно бумага, на которую сводили рисунок, была рваной и туалетной.

Те же черты лица, но красные прожилки, желтоватая кожа, тусклые глаза…

Алканарий. И наличие высокого титула лучше парня не делает. Вот ни на минуту.

– Добрый вечер, Симеон Михайлович, Кирилл Симеонович…

Кирилл Симеонович подхватил мою руку и запечатлел на ней поцелуй. И разразился потоком комплиментов.

Он восхищен, я очаровательна, если я подарю ему танец, следующие несколько лет он будет самым счастливым человеком во всех мирах.

Пришлось разочаровать.

– У меня траур, Кирилл Симеонович. Я не танцую.

– Тогда я могу показать вам парк…

Знаю я, какие ты парки будешь показывать. Перебьюсь.

Я отбивалась и ждала, пока закончится музыка… ну наконец-то!

Рядом материализовался Романов с дамой. Мило улыбнулся – и, наконец, отбил меня от этой своры. Взял под руку и предложил пройтись.

Разумеется, я согласилась.

Ага, ненадолго.

Девушки, милые, благословите тех, кто придумал колготки! Святое дело люди сделали, истинно святое!

А чулки!

Да на подвязках…

Не на резинках, нет, не те, которые на силиконе и так удачно за него цепляются!

На эротических, мать их за ногу, подвязках с бантиками, которые реально завязываются на ноге. Не доводилось?

Ваше счастье!

Везучие вы люди, и сами того не понимаете. Потому как развязываются эти экологические чистые чулочки очень легко, а ежели у дамы из-под платья чулок выпадет – это даже не позор, это предмет для вечного припоминания и ехидного шепотка за спиной. И через сорок лет припомнят.

Пояс для чулок?

А вы на эту конструкцию вблизи посмотрите. Жесткой фиксации увы, здесь не предусмотрено. Нет здесь пока ни кнопок, ни молний, все на пуговичках да на ленточках. Сугубо натуральное – и ни фига не держится!

Пришлось покидать кавалера и отправляться в дамскую комнату.

Там-то меня и поймали.

Чулок я подвязала и даже комнату задумчивости навестила – на всякий случай, а на выходе…

– Мари!

Ёжь твою рожь!

– Зизи? – вспомнила я эту побрякушку.

И прищурилась. Ласково так, по-доброму… ты меня, паразитка, к Милонегу затащила! С меня причитается, не знаю, как лучше должок отдать, то ли по ребрам попинать, то ли по печени. Хотя…

Это мне – медвежья услуга, а Мария Горская могла и благодарить со слезками. Она-то любила козла…

Раздражение накатило и схлынуло. И «подруга» уже вцепилась мне в руку.

– Мари, куда ты пропала? Столько слухов ходило, столько разговоров…

Я пожала плечами.

– Думаю, какие-то слухи ты лучше меня знаешь. Я вышла замуж, живу в имении супруга.

– О-о… А у Храмова было свое имение?

Ага, то есть имя супруга мы тоже знаем. И чего тебе того?

– Зизи, у моего супруга было несколько имений. И хорошие интересы на Урале.

– Так это правда, что он Демидова сожрал?

И такие наивные круглые глаза, и реснички хлопают, поднимая ветер… меня тут дурой считают? Видимо, да.

– Откуда сведения?

– Ой, я не помню, Лили Шуйская говорила, кажется, или Мими…

– Врали.

– Правда?

– Зизи, как мой муж мог сожрать Демидова, если он умер раньше?

На личике девушки мелькнуло разочарование. Действительно, недочет.

– А-а…

– Вот я могла сожрать Демидова, – оскалилась я.

– ТЫ!? НО КАК!?

Прогресс. Первая искренняя эмоция за весь разговор.