Владимир Чуринов - Лабиринт верности [СИ]

— Святое масло, — Пояснил он, — приберегал для самого капитана. Если повезет, когда мы его найдем — раздобуду еще.

Оксана кивнула и взмахнув плащом направилась к выходу, Фредерик восторженно смотрел ей вслед, жалея о том, что у него никогда не было такого бравого капитана. Впрочем, от команды-то ее как раз никто в подземелье не выжил. Но это не умалило восторга пирата.

— … Есть существенная разница, и то и другое люди зовут гибельными силами, но опасность не равноценна, — Разговор шел в таверне «Морячка Дженни» — уютном заведении в пиратском квартале, где сейцвер и леди-капитан смогли принять ванну, сменить одежду и снова почувствовать себя живыми. В случае с Оксаной — наполовину, — Если ты решаешь заняться чернокнижием или некромантией, то делаешь это на свой страх и риск, ты становишься опасным для окружающих ровно на столько, на сколько желаешь быть таковым. А если говорить о душе, то опять же страдает только твоя собственная и то не факт, этот нематериальный орган часто переоценивают. Если же ты имеешь дело с хаосом.

— Да-да, — Проговорил Фредерик, он сидел в шелковом халате и потягивал холодное, терпкое вино, ожидая пока слуга принесет ему смену одежды со съемной квартиры, — Ты тут же становишься опасен для всех окружающих, ибо через тебя начинает говорить сама Пучина. Но как же некроэнергия?

— Перестань, не надо косить под деревенщину, — Оксана скривилась, она не пила и не ела, а потому была разговорчивее Вангли, — Если мы говорим серьезно, не на уровне глупых суеверий, то тут все просто. Если ночью, к тебе заявится труп любимой бабушки, зараженный остаточной некроэнергией от какого-то ритуала, проведенного неаккуратным или злонамеренным колдуном, то ты уже будешь знать, что это не твоя бабушка, а ходячий труп, ничего общего с ней не имеющей. Ведь бабушка то, по сути это душа, уже переродившаяся в новом теле.

— Ну допустим, — Фредерик был скептичен, — Тем не менее бабушка может приползти.

— Да, а ты возьмешь топор и снесешь ей черепушку, все просто, а для создания действительно сильной нежити нужны особые условия, — Пиратку похоже сильно увлекала тема, — С хаосом все иначе — если к тебе ночью приползет, выбравшись из колыбельки при помощи щупалец, любимая дочурка, к тому же живая, и попытается поцеловать тебя слюнявой пастью с акульими зубами… Ты все равно подумаешь — это же моя дочь! Ее надо спасти, как же так, этого не может быть… Ну и так далее. Пучина поражает все вокруг, заражает, искажает. Она неестественна по определению. А некроэнергии полно на любом поле боя, она столь же нормальна как дождь или воздух.

— И почему же тогда, по-твоему хаос и черную некромантию ставят в один ряд гибельных сил? — Вангли улыбнулся.

— Потому, — Брезгливо наморщила живую часть лица Оксана, а на мертвой глаз засветился сильнее, — Что большинство людей испытывает нездоровую любовь и какой-то омерзительный трепет перед пустыми гниющими оболочками. По-моему — это нездорово.

— Гениально! — Расхохотался «Стервец», и поскольку был уже несколько навеселе, попытался поцеловать пиратке руку.

— Не начинай того, чего не сможешь завершить, — Помрачнела Оксана, и руку отдернула..

— Ладно, — Развел руками Фредерик, — И все же ты не желаешь более искать милашку Кайлена? Есть дела поважнее?

— Я не отказалась от мысли угробить ублюдка, но силы тратить более не намерена. Знаешь с кем он был?

— Подозреваю, — Посерьезнел сейцвер.

— И наверное верно — это был Провидец, глава банды хаотиков города, недоступный даже для вашей хваленой Канцелярии. Он действительно иногда видит будущее.

— Будущего не существуют, — Вангли взмахнул кубком.

— Твое мнение, — Загадочно улыбнулась двумя половинами леди-капитан.

— Значит в теории, если я его найду, ты могла бы потом оказать мне огневую поддержку?

— Риск дело благородное, долг — идиотское. Ничего не обещаю, но ты можешь меня удивить.

— Даже не знаю, руководит ли мной долг, или мысль о том каким будет лицо толстячка Гийома если я не разрулю этот бардак.

— Похоже ты рановато ушел из пиратов, — Заметила Оксана, начав подозрительно осматриваться по сторонам.

— На суше больше пространства для маневра, — Улыбнулся Фредерик. — Так все-таки да или нет?

За столом, из теней соткался Синз, махом осушив бутыль Вангли он сообщил:

— Я знаю где он.

Сейцвер широко улыбнулся половинчатой красотке:

— Ну вот и искать не надо.

— Уговорил, — Хватила пиратка по столу костлявой рукой, — пойду, соберу команду. Встречаемся через час, тут же.

Мы есть последняя грань между простыми подданными Единого и бездной всепоглощающей пустоты, ожидающей еретиков и маловерных. Мы, идущие долиной смертной тени, не убоявшиеся адских врат и смрадного дыхания Пучины избегнувшие.

В каждом верном есть семя, малая толика Его сути. Но лишь один из сотни, может найти в себе силы и благодать, дабы дать ростку пробиться, и в сем увидеть свое превосходство над рутиной скорбной жизни. Увидеть путь горнего служения, по которому пойти и достигнуть истинной цели Веры.

И лишь у одного на тысячу, из тех, кто сумели воздвигнуть в сердце своем и душе своей и разуме своем древо истинной благодати, достанет воли и мужества, бесстрастия и небрежения, дабы идти нашим путем.

Да, братия, вы суть есть истинный щит, кой призван оберегать Империю и все, что в ней, и все, что за ней от козней многочисленной гибели. Гибели, что грозит по воле роковых, скверных сил каждому, в ком есть семя веры Единого и каждого из тысяч прочих ваших братьев-священников, чье служение не менее важно, но менее опасно.

Вы есть те, кто грудью встанет на пути гнилостных ветров хаоса, кто не побоится ступить босою ногой в адское пекло, зная, что спасется. Вы — те, кто посмотрит в глаза Смерти и вызнает у тощего вестника имена прислуживающих ему чернокнижников.

Вы — Инквизиция его святейшества Архиепископа дважды благословенной Алмарской Империи. Вы братия благороднейшей из церквей — Церкви Бога-Защитника, кой дает вам власть над плотью и духом и разумом.

Облаченные великой силой, правом карать и миловать, правом судить и быть неподсудными, вы так же обретаете непосильный для слабого груз ответственности.

Вы — взращенные с младых ногтей, дети пахарей и рыцарей, усаженные за одну скамью, уравненные волей Единого, и иного долга не знающие, кроме долга перед Матерью Церковью. И иного родства не знающие, кроме братских уз. И любое происхождение, кроме церковной земли, забывшие.