Владимир Чуринов - Лабиринт верности [СИ]

— Приветствую блистательное благородное собрание, дамы и господа, солнце ярко светит, птички щебечут, а Его Величество здравствует! Так пусть будет Единый благосклонен ко всем нам, в милости своей безбрежной способствуя исполнению дел добрых и важных!

Сняв перевязь палаша и кинув его трактирному прислужнику: «Почистить», драгун двинулся к компании из четырех молодых людей, сидевших у дальнего окна зала и неспешно беседовавших, потягивая вино под сыр из хрустальных бокалов:

— Приветствую, господа! Разрешите рекомендоваться: шевалье Антуан де Рано, Алого Люзецийского Его Величества драгунского полка коронный лейтенант! Вижу у вас веселая компания, а я столь долго в дороге, что куртуазное общение мне необходимо более, чем капля влаги умирающему в пустыне, — Он быстро повернулся в сторону возникшего за плечом официанта, — Шампанского, любезный, на пятерых, — И вновь обратился к недоумевающим аристократам, которых избрал собеседниками, присаживаясь на один из двух остававшихся свободными стульев, кидая на второй треуголку и парик со стальным прутом вплетенным, в косицу, — А не желаете ли услышать, как мне с моими ребятками удалось поймать прямо в часе езды от славной Люзеции печально известного Рене «Лиса» сам семь, за что и отпуск мне был дарован с крепким кошельком от короны в придачу…

Выбор оказался верным, талантливо рассказанная история, шесть бутылок шампанского, под куропаток и легкий солдатский юморок позволили уже к вечеру Антуану де Рано обзавестись новыми друзьями. Из благородных аристократов, вассальных роду Никкори-Сато. Тучного и простоватого шевалье Торна де Шальгари. Угрюмого, любопытного книгочея Алекса де Гизари. Поэта и бретера Дирка де Кабестэ и сенешаля графства ведающего казной и предприятиями умного циника Марка де Эль. Последний, собственно, и пригласил ищущего развлечений и приятной компании после утомительных месяцев службы драгунского лейтенанта погостить в своем поместье, расположенном неподалеку от замка графини. Обещая, что осенний сезон этого года в землях графини и ее соседа маркиза де Шаронье, будут в высшей степени насыщенны балами, охотами и пирами, и прочими благородными мероприятиями. И при этом удовольствия эти будут столь просты и изящны, что с легкостью позволят отдохнуть и забыться в сельском кампанском колорите от помпезности столичной жизни Люзеции. Антуан, изначально собиравшийся к морю, не без труда, но дал себя уговорить, и через пару дней переехал к сенешалю.

Молодые люди, с которыми так легко сдружился Антуан, были законченными провинциалами, отягощенными всеми и всяческими недостатками, свойственными жителям лесистой Кампани.

Торн де Шальгари был сыном известного охотника, и не столь ценил увлечение отца, сколько его результаты. Оленина, кабанятина, мелкая и крупная птица, зайчатина и медвежатина. Это были любимые слова тучного аристократа. Он ценил хорошую, сытную кухню, и, как большинство полных людей, был добродушен и нетороплив в беседах и делах. Люзецийский офицер восхитил Торна, продемонстрировав, как нынче в столице принято правильно есть куропаток. Новый метод тут же пополнил коллекцию кулинарных знаний сына охотника, а новый товарищ — список уважаемых знакомых (в душе презирая столичную знать Торн, как и большинство провинциалов, тянулся за модой на свой манер).

Алекс де Гизари отнесся к знакомству без энтузиазма, его никогда не впечатляли бравые вояки без капли разума в светящихся молодеческим идиотизмом глазах. Юноша из небогатой аристократической семьи всегда мечтал о службе на пользу королевства в каком-нибудь достойном министерстве. Если не в Тайной Канцелярии, то хотя бы в геральдической палате. И более всего в людях уважал ум и взвешенность суждений. Де Рано под куропатки и шампанское показался ему еще одним шумным разгильдяем. И так было до того момента, пока новый собеседник не проявил себя. Лед между де Гизари и Антуаном растаял, когда тот весьма подробно и последователь рассказал о достижениях современной шахматной мысли в столице, и о клубах умной, стратегической игры, который он предпочитает в Люзеции. Окончательную приязнь книгочея драгун завоевал, многословно и положительно отозвавшись о текущем Канцлере, коего провинциал почитал лучшим из живущих людей. К тому же офицер сразу же пообещал похлопотать о принятии де Гизари в дипломатическую службу, по возвращении. Алекс, конечно, не поверил, но предложение было лестным.

С Дирком де Кабестэ проблем вообще не возникло. Бретер и сын бретера, юноша всегда был новым знакомствам, а особенно знакомствам, сулившим если не хорошую дуэль, то хотя бы отменную практику для его клинка. А многочисленные истории о ратных подвигах и столичной светской жизни вызвали живое возбуждение в душе поэта. За полдня драгун и провинциальный дуэлянт стали близкими товарищами, несомненно, сойдясь взбалмошными характерами.

Но интереснее всего дело обстояло с цинником де Эль. Марк с самого начала почувствовал в шумном драгуне какой-то изъян, нечто интригующее и подозрительное. В ходе беседы, глядя, как столичный франт мастерски охмуряет его друзей, сенешаль думал о том, что этот человек не тот, за кого себя выдает. Он не драгун, во всяком случае, не просто драгун. Не без оснований де Эль мнил себя знатоком душ. Он очень надеялся, что новый знакомый окажется как минимум шпионом, а возможно даже королевским комиссаром области Кампань с тайной инспекцией. Провинциала ослепили звездные перспективы карьерного роста. Представляя большой кабинет в столичном особняке, сотенный штат подчиненных, миллионные доходы и всеобщее признание, де Эль сразу решил завлечь столичную шишку в свои тенета. Первым, очень хитрым и дальновидным шагом партии по соблазнению де Рано, Марк посчитал приглашение драгунского офицера пожить у себя.

Той же ночью по каменному тракту, тянущемуся со стороны гор, минуя разъезды патрулей графской кавалерии, в Никкори-Сато прибыл на худом жеребце, одетый в простые темные дорожные одежды человек в широкополой шляпе, старавшийся скрывать в редких разговорах со встречными путниками свой алмарский акцент.

Субъект сей поселился в деревенской придорожной харчевне «Крысиный хвост», где не было различий меж богатым и бедным, и в малом чадном зале, пропахшем копотью, вонью телесной, гнилью подвальной, да жиром свечным, он затесался среди бедняков, крестьян и сброда различного, в сем месте, не зная других убежищ, обретающегося и слушал разговоры:

— Косой опять на дело пошел, жена замучила, вот и двинулся себе на горя, — говорил дюжий детина с вырванными ноздрями и тавро «вор» на лбу.