Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

— Да, мастер Мару, — тихо сообщила Эльга.

— Хорошо. Я тоже. Можешь собираться.

Унисса нанесла несколько последних штрихов. Эльга сложила обе доски в сумку, вместе с саком повесила ее на плечо. Солнце устало золотило стол.

— Шивван, — между тем позвала Унисса.

— Да, — глухо ответил парень.

— Можешь обернуться.

Под Шивваном скрипнула кровать. Он сел, косматый и угрюмый.

— Вы уверены?

— Да, открывай глаза.

Унисса сунула букет ему в руки. Он несмело обвел его края, тронул кончиками пальцев колючую, плотную набивку.

— Это Свия, госпожа мастер?

— Не спрашивай. Посмотри.

— Боюсь, — признался Шивван.

Он выдохнул, потом, наклонив голову, раскрыл один глаз. Раскрыл и испуганно закрыл.

— Что? — спросила Унисса.

— Сейчас.

Какое-то время Шивван сидел неподвижно, собираясь с силами. Эльга даже устала стоять. Сак и сумка тянули плечо вниз.

— Шивван, — сказала Унисса, — будь смелым.

Косматая голова качнулась, соглашаясь.

— Да, госпожа мастер.

Шивван открыл глаза, как за Свией в полынью рухнул. Вцепился в букет, приблизил лицо с запавшими щеками.

Жужжала в тишине, билась о стекло пчела.

— Пошли, — Унисса поймала Эльгу за руку. — Прощай, Шивван.

Шивван не ответил.

Пальцы его, подрагивая, касались листьев, губы растягивала неуверенная улыбка. Он даже не повернул головы, когда они вышли.

— На букете Свия? — спросила Эльга.

— Нет, — Унисса закрыла низкую дверцу в ограде. — Я показала Шиввану самого себя. Но Свия там есть, он увидит.

Геррет Моэн поклонилась им.

У дома стояло несколько человек, но Унисса сказала, что сегодня она больше не принимает. Завтра. Приходите все завтра с утра.

В комнате мастер закинула сак под лавку.

— Холодно, не находишь? — сказала она, сгребая с лежанки одеяло.

— Солнце же, — сказала Эльга.

— Мало ли, что солнце. Поставь-ка чайник.

— Да, мастер Мару.

Печь еще была теплая, и Эльга просто раздула утренние угли, а потом, когда огонь принялся пожирать щедро насыпанную щепу, добавила несколько поленьев. В большой чайник долила воды и с трудом подняла его на шесток.

— Покажи, что ты там набила, — услышала она, едва вернулась в комнату.

— Сначала Шиввана, — Эльга подала мастеру, кутающемуся в одеяло, первый букет.

Унисса посмотрела на складывающийся в бледное, зажмуренное лицо лиственный узор, щелкнула ногтем.

— Неплохо, но ты же сама видишь, это мертвая работа. Или не видишь?

— Да, мастер Мару, вижу, — согласилась Эльга.

Унисса отложила доску и поднялась.

— Это хорошо.

Постукивая по дереву костяшками пальцев, она обошла вокруг стола, в одеяле, будто в мантии, и села у окна. Солнце, еще довольно высокое, вызолотило ей лоб и щеку. Словно в противовес, неосвещенная половина лица мастера показалась Эльге не розовой, а землисто-серой.

— Действительно, солнце, — удивилась Унисса. — Да. Иногда кажется, что твои силы, твое мастерство не имеет пределов. Но затем…

Она посмотрела на ученицу и слабо улыбнулась.

— Мастер Мару, вы больны? — дрожащим голосом спросила Эльга.

— Нет, глупая девчонка, — Унисса щелкнула зубами и запахнулась плотнее. — Я пытаюсь сказать тебе, что упадок сил караулит любого мастера. Букет, набитый Шиввану, возможно обессилил меня на несколько дней. Такое случается, так что ты не беспокойся. Хотя я ждала этого сразу после Дивьего Камня.

— И что теперь?

— Ничего. Что там с твоим вторым букетом?

Унисса протянула руку.

— Это я вас… — Эльга закопалась в сумке. — Когда вы набивали Шиввана.

Она вытащила доску.

— Интересно.

Унисса долго смотрела на одуванчиково-можжевеловый рисунок. Над светлыми волосами играли, искрились пылинки.

— Это хорошо? — спросила Эльга.

— Подойди, — проговорила Унисса.

— Да, мастер Мару.

Эльга несмело подступила к лавке. Где-то внутри нее, в животе копошился маленький страх, что сейчас последует наказание.

— Сядь, — не отрывая глаз от букета, Унисса похлопала ладонью по лавке рядом с собой.

Эльга села.

— Что ты видишь?

Мастер поставила доску на стол, чтобы и ученице было видно. Лепестки и листья, казалось, жили своей жизнью, переплетались и перетекали из одного узора в другой.

— Это Шивван, — сказала Эльга.

— Да? — выгнула бровь Унисса. — Круглый и бледно-голубой?

— Нет, это в нем. Там можно увидеть Свию.

— Свию?

— Его девушку, которая утонула.

— Погоди, ты же сказала, что набивала меня.

— Да.

— Ох, объяснись, пожалуйста.

Эльга потупилась.

— Вы светились, когда работали. Ну, я и решила, раз Шивван у меня нормальным не получается, то, может быть, вы… А пальцы сами принялись совсем не то набивать. То есть, я видела, я чувствовала, только это было… Ну, словно подглядываешь… Как бы не вас видишь, а Шиввана, но через вас.

— Ясно.

— Я все неправильно сделала?

— Нет, — сказала Унисса, приобняв Эльгу свободной рукой. — Знаешь, как это называется? — Она указала глазами на букет. — Это называется — проблеск.

— Это плохо?

Мастер рассмеялась.

— Девочка моя, — сказала она, — это значит, что ты растешь. Понимаешь? Растешь! Это мой букет — один в один.

Глаза ее наполнились влажным блеском.

Свия — красивая, мертвая, но живая — проступила из листьев и тут же растворилась, распалась, словно речной кэттар потянул ее на глубину.

Проблеск, сказала Унисса, значит, что-то в тебе изменилось.

Ночью Эльга лежала и прислушивалась — где эти изменения, в чем? Рыцек запрыгнул на кровать, походил, потерся об одеяло, потом свернулся под боком. Эльга притянула его к себе. От кота пахло травой и сырой шерстью.

— Ты где был? — спросила она его.

Рыцек не ответил, лишь приоткрыл один глаз, который зажегся во тьме, словно маленький, серо-голубой фонарик.

— Я, кажется, изменилась, — сказала Эльга. — Ты не чувствуешь?

Кот уютно, раскатисто заурчал. Эльга погладила его, выловив из шерсти едва не проскочивший между пальцами влажный вересковый стебелек.

Эх, одиночество.

— Это ты из города, что ли, выбирался? — спросила кота Эльга. — Вереск, знаешь, не везде растет. А здесь и вовсе в одном месте всего лишь.

Рыцек зевнул. Ему было не интересно.

— Тогда о чем с тобой говорить? — спросила Эльга. — Не о тезке же о твоем. Нет, давай о мастерстве, как в начале?

Где-то в глубине дома скрипнули полы.

Кот насторожился, приподнял голову и вывернулся из-под руки. Легкий соскок на пол — и он пропал, ушел исследовать звук.

— Ну и ладно, — обиженно сказала в темноту Эльга. — Вот знаешь, кошачьим грандалем тебе ни за что не стать. Почему? — спросишь. А очень просто. Ты в людях не разбираешься, да. А у них, между прочим, проблеск!

Перевернувшись на живот, она долго теребила вересковый стебелек, выщипывала мелкие листики. Надо понять. Букет ведь не просто так сложился. Руки руками, но как без головы? Что-то же было в голове, мыслилось. А если у меня случайно получилось? А завтра — раз! — и не получится? Не очень-то будет приятно.