Светлана Волкова - Сожженная земля [СИ]

Лаэ провела весь остаток дня в юрте Алумо. Мудрая показывала ей, где что лежит. На поверку весь бардак оказался строжайше систематизированным и четко организованным порядком юрты. Алумо убедилась, что Лаэтана усвоила систему мнимого хаоса, и посадила девушку расшифровать фармакологические свитки на ремидейском.

Лаэтана так увлеклась, что забыла, где находится и почему. Опомнилась только когда Мудрая забрала у нее огарок свечи и велела идти к себе в юрту и возвращаться наутро. С собой дала склянку спирта, наказав не пить, а использовать в хозяйстве. Лаэ сразу поняла, как. В юрте ждала измотанная Келитана с несмываемой копотью на руках. Весь день она вместе с женщинами племени свежевала тушу кур о — степного оленя, а затем чистила котлы, которыми тут же завалили новенькую.

Лаэтана оттерла любимой руки спиртом и крепко обняла.

— Кели, милая Кели… Может быть, уйдем? Поплывем на Весталею, как и собирались, к твоему кузену Гаральду Кодирскому?

— И что там будет, Лаэ? Гаральд выдаст меня за сына или племянника, чтобы предъявить права на престол Неидов. Я должна буду лечь с ним и родить ему наследника. Лучше я отдраю дочиста каждый котел в этом проклятом Создателем местечке, лишь бы быть с тобой, любимая.

— Ох, Кели. Как же я люблю тебя. И буду любить, какие бы испытания Создатель нам ни послал!

— Я люблю тебя, Лаэ. Ты моя жизнь. Без тебя я умру.

— Пусть эти надменные дойтан еще хоть раз посмеют нас упрекнуть, что мы ничего не делаем, чтобы отстоять свою любовь!

— Да уж, пусть только попробуют! «Ступайте в свои земли, боритесь за право любить друг друга!» — передразнила Келитана Модаро. — Мы с тобой вместе, а значит — боремся, где бы мы ни были, в какой земле!

— Мы вместе, — прошептала Лаэтана, приникая к ней в поцелуе.

Прошло несколько дней. Лаэтана продолжала заниматься с Алумо и помогать женщине с делами племени. Анатомическим и медицинским знаниям быстро нашлось применение. Каждый день в юрту Мудрой кто-нибудь да приходил с раной, болячкой или травмой. Хотя девушка отметила, что кочевники довольно аккуратны в целом, все повреждения были незначительными. Приходили скорее потому, что в племени была традиция не запускать болезнь, а изгнать или предупредить ее на начальной стадии. Пациенты были послушными и дисциплинированными. То ли авторитет Мудрых, то ли харизма Алумо делали свое дело.

Другим основным ее занятием были лекции по истории. Алумо страдала от нехватки книг и не упустила шанса восполнить пробелы. Женщина была проницательной, и лекции переходили в увлекательные беседы с нею. По окончании занятий Лаэтана страдала от вины перед любимой, которая проводила дни совсем не так занимательно, как она. Она пыталась изыскать способ освободить Келитану от ненавистной черной работы. Увы, традиции племени были непререкаемы. Каждый должен служить так, как ему положено по статусу. Дойтан отказались обучать взрослых девушек охотничьим и воинским навыкам, которыми здесь овладевали с детства. А значит, шансов на смену статуса у бывшей принцессы не оставалось.

По вечерам кочевники собирались у костров, пили горький и забористый самогон, пели песни, играли на домре. Девушки впервые увидели и услышали у кочевников необычный музыкальный инструмент. На нем было всего три струны — не девять, как у гевазийской лютни, и не шесть, как у зандусской гитары. На нем было почти невозможно исполнять сложные композиции, но песням кочевников струн хватало. Они звучали просто и незатейливо, то задорно, то грустно, но безразличными не оставляли.

Дойтан всегда сидели за отдельным костром, все вместе, включая жен. Лаэ и Кели радовались, что хотя бы вечером традиции племени не разлучали их друг с другом. Они сидели в обнимку, иногда укладывались на земле на теплую подстилку и одна девушка клала голову на колени другой, как многие пары вокруг костра.

Дойтан по имени Гирито звучным, чуть хрипловатым голосом пела, аккомпанируя себе на домре:

Пока Гирито пела, за пределами становища послышались крики и смех. Одна из женщин у костра вскочила.

— Велехо вернулась, наконец-то! — воскликнула она.

Кели и Лаэ начинали понемногу осваивать наречие кочевников. Велехо — так звали дойтан, которая сегодня задержалась на охоте вместе с другой женщиной, Кафаро. Обе женщины подъехали к костру. Велехо спрыгнула с седла и обняла жену, которая тревожилась за нее у костра. На спине жеребца Кафаро сидели две женщины — сама всадница и худая девушка с растрепанными волосами. Велехо воскликнула:

— Кафаро охотилась на тарпана, а поймала симпатичную девицу! Теперь не знает, что с ней делать. Выменять на лучшего жеребца из табуна Райги или оставить себе. Такую милашку грех отдавать мужчинам! Покажи ее, Каф! Ах, дикая козочка, прячет личико! Где наши северянки? Пусть спросят, кто она и откуда! Кажется, она их землячка! Как такая красотка забрела в наши степи?

Лаэ с Кели вскочили, но Алумо, которая тоже сидела у костра, опередила их. Она подошла к девушке и заговорила с ней вполголоса. Затем перевела на степное наречие:

— Она из северного города, столицы оседлых. Говорит, будто идет на юг, в царство горцев, искать возлюбленного.

Кафаро расхохоталась.

— Ох уж эти девушки, так и рвутся к мужчинам… Пусть изведает сперва женской ласки, глядишь, никакой возлюбленный ей не будет нужен! Покажи личико, милашка!

Лаэтана шагнула ближе, посмотреть на землячку, а если понадобится — защитить. Девушка не поднимала головы. Кафаро взяла ее за волосы и заставила посмотреть прямо. Лаэтана встретилась глазами с пленницей.

— Эдди!!! — завопила она и бросилась к ней. — Эдди, это ты?! Как ты сюда попала? Создатель, как же я рада!

От удивления Кафаро выпустила голову девушки и отступила назад. Ее ладонь легла на рукоять ятагана.

— Что ты себе позволяешь, чужачка?!

— Я знаю эту девушку! Это моя подруга дет…

Лаэтана осеклась. Пленница смотрела на нее с неменьшим недоумением, чем дойтан. Смотрела голубыми глазами на изможденном, осунувшемся лице. Глаза Эдеры были зелеными. Девушка походила на ее подругу почти как две капли воды… Но не была ею.