Елена Свительская - Моя пятнадцатая сказка [СИ]

Может ли добрый Каппа когда-нибудь вернуться опять?..

Только…

В этот раз…

Человеком?..

Только… если мой папа это смог предвидеть…

Мой папа…. Сам… человек?.. Или… нет?..

Кто он?..

Я думала, что знаю моего отца, но…

Я, выходит, вообще не знала о нем!

Уже к вечеру мы поехали обратно, на машине отца Аюму и на машине полиции. Синдзиро отправился с Сатоси, «чтоб навещать, если что». Хикари и один из полицейских, смущенный тем, что подозревал молодого коллегу в попытке бегства, а его подозрения не подтвердились, провожали до дома меня. Аюму вернулась домой со своей семьей.

Я угрюмо молчала, оставшись с папой наедине. И он не расспрашивал меня ни о чем. Поесть предложил — я отказалась. Он не настаивал. Разве что заикнулся, что в холодильнике есть мороженное — он сегодня купил, так что если я… Но я так сердито на него посмотрела, что он молча ушел в их с мамой комнату. И, кажется, несколько часов сидел, шурша фотоальбомом. Ему тоже было больно. Мне было больно. Но я просила оставить меня в покое. И папа доблестно сражался со своей тоской по моей маме в одиночку.

Я заснула на кухне, возле разложенной еды. Забылась страшным сном. Падением куда-то в яму… и без спасительных сновидений.

Утром проснулась от тихого шуршания. Тело мое затекло. Я все еще спала за кухонным столом. Папа с другого краю сидел на мамином стуле и робко шуршал газетой, стараясь издавать как можно меньше звуков. И сосиской заедал, выкусывая ее из упаковки, сырой.

Заплакав, кинулась его обнимать. Он отбросил газету, обнял меня. Спросил взволнованно:

— Что случилось, маленькая моя девочка? Та страшная девчонка снова угрожала тебе?

Я ревела. Но воды во мне осталось немного. А потом мой взгляд упал на газету. Папа как раз читал статью о том происшествии. Статья пестрила фотографиями, сделанными со стороны и издалека.

Сатоси-сан прицеливается… молодой якудза с лицом, перекошенным от ярости, нажимает на курок… Бежит куда-то девочка в легком красном платье, сжимающая рогатку… Правда, лица Кикуко не было. Была фотография расплывчатого ее силуэта и неба рядом с крышами домов. Кажется, пятый каштан попал в самого фотографа.

— И как только этот иностранец умудрился наделать столько толковых кадров во время перестрелки? — ухмыльнулся мой папа.

Но тут мой взгляд упал на нижнюю фотографию на левой странице. На пса, впечатанного в асфальт колесом. И мои руки упали с папиных плеч. И я отчаянно села на пол, ниже стола и папиных колен, только чтобы не видеть жуткой фотографии.

— Ты… там была? — запоздало сообразил папа.

Одинокая слезинка скатилась по левой щеке. Сил уже не было. Даже на слезы.

Но я не успела рассказать ничего.

Я даже не успела спросить, почему он несколько недель назад закончил историю доброй гейши и каппы именно так?.. Он… правда умел видеть будущее? Он точно знал, что мама еще вернется?.. Или папа сам еще не догадался о своих способностях?..

В дверь позвонили. Папа ушел открывать, пока я потерянно сидела на полу, обвалившись о ножку стола. Правда, газету сгреб и утащил за собой, уходя.

Пришли Рескэ, Аюму и Сатоси-сан. Просто «напоговорить». Папа кинулся готовить еду. Молодой полицейский попросился ему помогать, не взирая на перевязанную руку. Даже когда папа ему напомнил о ране.

— А, в молодости я часто дрался и часто раны получал, — улыбнулся молодой мужчина.

Аюму и Рескэ послушно поели. Хотя, кажется, они даже не чувствовали вкуса еды. Хотя мой папа явно старался с готовкой накануне, дожидаясь меня. Папа же не знал, что в моей жизни опять случилось что-то серьезное.

Я смотрела на притихшую подругу, впервые такую серьезную и печальную. Я прежде очень хотела, чтобы она зашла ко мне в гости. Но не при таких же обстоятельствах! Лучше бы она ко мне не приходила никогда! Лучше бы мы вообще не встречались! Вдруг… вдруг Каппа тогда был бы живой?..

— Сеоко говорила, что вы рассказываете интересные сказки, — вдруг подала голос девочка.

И я напугано притихла. Что папа может рассказать сейчас?

— А… да… — тот улыбнулся приветливо, оборачиваясь к нам вместе со сковородой, — Но я так… только начал. Рассказать?

А Аюму сказала прежде, чем я успела остановить ее:

— Расскажите, пожалуйста.

— Хорошо, мы сейчас доедим — и я что-нибудь придумаю для вас. Хм, наверное, лучше новое?.. — папа посмотрел на меня вопросительно.

Но я потерянно молчала. Я ведь не знала, что еще он способен рассказать.

Проблему решил или усугубил наш участковый, радостно предложивший:

— А давайте новое что-нибудь? Сеоко-то уже старые истории слышала. Ей, наверное, будет неинтересно слушать их второй раз.

Папа присел, дожевывая омлет. Покосился в сторону шкафчика с мусорным ведром куда, вернувшись на кухню, запихнул газету. Задумчиво бровь грязным пальцем поковырял.

И начал:

— Хм… назову эту историю «Синсэй»…

Солнце, с трудом прорвавшись сквозь густые тучи, упало на кресты возле разрушенной крепости, на останки замка. Один из людей, прибитых к крестам за руки и ноги, вздрогнул, закашлялся. Однослойные веки дернулись, темно-карие глаза с мукой посмотрели на окружающий мир, на лица умирающих, висящих на крестах напротив него. Со лба, прикоснувшись к толстым черным жестким волосам, по выступающим скулам скатились капли пота. Открыв рот с потрескавшимися губами, он прошептал:

— Сумимасэн, Судзуки! Сумимасэн! Корэ ва… корэ ва дзэнбу ватаси-но сэй дэ… [21] Сумимасэн, Судзуки! Сумимасэн! Корэ ва… корэ ва дзэнбу ватаси-но сэй дэ… — Прости меня, Судзуки! Умоляю, прости! Все это… я во всем виноват… (яп.)

После этих слов, идущих из глубины его души, силы покинули его — и он опять лишился чувств.

— Опять дрыхнешь? — возмущенно взревел учитель, замахиваясь на спящего линейкой.

Мальчик вздрогнул, взглянул снизу вверх мужчину, грозно нависшего над ним. И… не испугался. На лице его темнели синяки от вечного недосыпа, в глазах змеей свилась усталость. Одноклассники, предвкушающие разборку, которая нарушит скучное течение урока, огорчились. Впрочем, всего лишь на мгновение: что-то дрогнуло в них от вида его сгорбленной спины, опущенных плеч. А те, кто сидели впереди и видели его лицо… те потрясенно замолкли. Кому-то из них ночью снились эти страшные пустые и измученные глаза. — Ты что, вагоны по ночам грузишь? Или что? — спросил математик уже мягко, с оттенком дружелюбия и заботы.

— Нет… — бесцветным голосом ответил Виталик.

— А что же? — учитель не отставал: его всерьез начало беспокоить вечно измученное лицо этого мальчишки.

— Просто… Я не могу уснуть… ночью…

— У тебя родители пьют? Они тебя бьют? Они кредитов набрали, а возвращать нечем? Кто-то сильно заболел из родственников? Или что? — взволнованно затараторил учитель, — В чем дело?