Елена Шихматова - Легенда о Чудограде Книга вторая. Наследие Радомира. Часть первая. Храм магии. [СИ]

— О простите! — вновь спохватился мужчина и, быстро составив распоряжение на первом листе бумаге взялся за второй бланк, закончив, он протянул их Амалии. — Нужна ваша подпись.

— Да, конечно.

Забрав у него листы и перо, Амалия быстро, но очень аккуратно подписала свои имя и фамилию и передала бланки стражнику.

— А теперь будьте добры, отнесите их на пост охраны. И, да, попросите прислать ко мне кого-нибудь с докладом о наблюдении за домом Златана Кромина.

— Да, госпожа.

Мужчина почтительно поклонился и, забрав бланк, направился к выходу из кабинета, следом за ним вышли его сослуживцы. Она даже до самого Златана Кромина добралась! Стараясь переварить последние слова Амалии, мужчина все еще не мог поверить в то, что услышал имя такого видного и всеми уважаемого человека как Златана Кромина в негативном контексте. За ним установили наблюдение! Значит, в чем-то подозревали. А ведь это был человек мирового масштаба. О том, чтобы подивиться возможной причастности Кромина ко всему происходящему, он и не подумал, поскольку даже предположить такого не мог. Покинув кабинет и отойдя от него на добрые метров двадцать, все четверо смогли, наконец, выплеснуть часть сдерживаемых внутри эмоций и высказаться.

Стражник-проводник проводил царя Изяслава и двоих его охранников на нижние этажи левого крыла дворца, где находились камеры, в одной из них, во второй от входа камере, находилась Аглая Тарутина. Камера была закрытая, со сплошной стеной и дверью, снабженной только маленьким окошком с решеткой, через которое доносились гневные вопросы молодого Заряна, попутно с ними он высказывал Аглае все, что у него накипело в душе: во-первых, ему надоело бояться, во-вторых, он ненавидит всех, кому он, видите ли, не нравится, в-третьих, он всех заговорщиков заставит ответить перед судом, он всех их накажет так, что они горько пожалеют о содеянном.

— Вы хотели сделать из меня психа? Хотели свести меня с ума! Заставить свихнуться! Только вам это не удалось! Слышите, не удалось! Что вы молчите?! Я требую, чтобы вы сказали мне, кто стоит во главе заговора? А, может, это вы?! Это вы собиралась свести меня с ума, а потом посадить на трон своего человека? Точно! Вы ведь служили в храме Алина, вот в чем дело, вы по-прежнему фанатично верите в Алина! И теперь вы решили наказать меня за то, что развенчана старая религия, а на мое место вы хотели поставить того, кто будет выкрикивать вместе с теми вчерашними людьми на площади: «Да здравствует Великий и Всеблагой Алин!» Нет уж! Не дождетесь вы этого от меня, слышите, не дождетесь! А знаете почему? Потому, что вы здесь, сидите под замком, а я — ваш обвинитель, и мне все известно, все ваши черные мысли, за которые вы ответите. Вы мне за все ответите!

На секунду Зарян умолк, видимо, просто набирал воздуха в легкие, но Аглае хватило этого мгновения, чтобы вставить свое замечание:

— Правильно говорить Всеблагой и Великий Алин.

Заряна даже затрясло от возмущения, он яростно сжал кулаки и срывающимся, переходящим на визг голосом, воскликнул.

— Мне плевать! Слышите! Плевать, как там правильно! Ваш Алин — не Бог, и теперь вы не можете, не имеете права навязывать это мне или кому-то еще! Мы все знаем правду, а вы — фанатики, знаете только то, что представляется в вашем воспаленном мозгу!

На этой фразе Зарян замолк, инстинктивно среагировав на звук открывающейся двери. Увидев царя Изяслава, он закатил глаза к потолку и почти возмущенно спросил.

— Что вы хотели?

— Я хотел бы помочь вам разобраться в ситуации, — мягким голосом ответил Изяслав, хотя в душе осудил Заряна за неподобающий тон, но все-таки списав это на чрезмерное волнение и перевозбуждение молодого царя, никак не показал своего отношения, наоборот, даже изобразил мягкость в голосе.

В свою очередь Зарян тоже сдержался, не высказав Изяславу, что его присутствие здесь неуместно, что это его дело, и он сам должен разобраться в создавшейся ситуации. К тому же Зарян испытывал определенную неловкость и смущение: не так-то приятно, когда твоя проблема стала достоянием общественности, которая будет обсуждать твою боль как некий увлекательный рассказ, вызывающий массу эмоций. У него она тоже вызывает эмоции, и отнюдь не положительные! По телу пробежал неприятный холодок, словно отголосок сотен и тысяч голосов, касающихся его тела своими замечаниями и высказываниями по поводу недоведенного до конца помешательства молодого царя и заговора против него. А ведь у него не зря нет приближенных — он их попросту никогда к себе не подпускал, всех так или иначе отдаляя от себя, особенно льнущих к нему подхалимов с прилизанными фразами и светящимися обманным блеском глазами. С детства, с тех пор, как его мать встала у власти, Зарян только и видел, как всевозможные прихлебатели играют мнением и взглядами его матери, он поклялся не позволять им делать то же самое и с ним. На деле это дало обратный эффект — все назвали нежелание Заряна кого-либо приближать к себе его нелюдимостью, странностью и предвзятым отношением к людям. Не смотря на позицию молодого царя многие все равно продолжали пытаться угодить ему и получить его особое расположение, в том числе Златан Кромин, но все, что удалось добиться предприимчивому торговцу и дельцу, это разрешения на прием в нужные ему ведомства без предварительной записи, так как предприятия Кромина были признаны государственно значимыми.

Зарян не любил, когда ему говорили, что делать и очень часто не соглашался с принимаемыми законами и постановлениями, иногда его мнение шло в разрез со здравым смыслом, но он продолжал отстаивать свою позицию, лишь бы подтвердить свою самостоятельность. И вот сейчас царь Изяслав усомнился в его самостоятельности, иначе это назвать было нельзя: он не поверил в то, что тот сможет допросить госпожу Тарутину и получить от нее нужные сведения, и пришел, чтобы помочь. Метнув крайне недовольный взгляд в сторону Изяслава, Зарян выпрямился и, сложив руки на груди, безразличным голосом поинтересовался.

— И как же образом вы хотите помочь?

— В данный момент нам нужно разобраться в сложившейся ситуации, и ответы на некоторые вопросы нам может дать госпожа Тарутина, которая прекрасно понимает, что ее нынешнее положение очень шаткое, и что устоять у нее не получится, но в ее власти смягчить себе наказание, для этого надо только пойти нам навстречу и сказать, кто может в данный момент угрожать вам, мой дорогой Зарян.

Мог ли предположить Изяслав, что Заряну, в данный момент, действительно, угрожает опасность, смертельная опасность. После того, как Паленин убил стражников, охранявших Алтэю, он освободил девушку, наказав ей избавиться от Аглаи Тарутиной, Перед тем, как убить стражников, он расспросил их о том, что им известно по поводу заговора против царя, те охотно поведали о галлюциногенных камнях, о девице, которая, пользуясь магическим кольцом, проносила их будучи невидимой, а также они сообщили ему об аресте Аглаи Тарутиной. Не так много знала Аглая, но достаточно, чтобы сейчас представлять угрозу для всех заговорщиков: пусть она не знала всех их планов, но она знала многие имена, во всяком случае, замешанных в заговоре придворных. Он не для того убил Гедовин, Гравина и даже своего подельника, чтобы сейчас все пошло прахом. Хотя он и предполагал, что Амалия Розина не поверит ни единому его слову, но саму ее вот-вот должно было устранить известие о гибели властителя магии. Вряд ли ей будет дело да заговора в чужой стране, если ее распрекрасного мужа не станет. Да она будет слезы лить, и, сломя голову, помчится на место его гибели! А пока можно и помолчать, изобразить полное непонимание, даже поплакаться на несправедливое к нему отношение. Но не смотря на четкие указания, Алтея не могла так просто исполнить их. Услышав, что от нее хочет Паленин, она едва не задохнулась от возмущения: они так не договаривались, никто не говорил, что ей придется убить человека. Если ему так надо, то пусть сам ее и убивает. Но Владимир холодно и аргументированно пояснил, что он этого сделать не может, так как кольцо, скрывающее ее от всех глаз, создано им, а потому он сам им воспользоваться не может, искать кого-то другого нет времени: Амалия к вечеру должна вернуться, и нужно убрать к этому времени Аглаю Тарутину, иначе все их дело может пострадать, в том числе ее собственные интересы. Видя, что это не действует на девушку, Паленин пригрозил ей: он оставит кольцо на ее руке, и она до конца дней своих останется невидимой; во дворце все боялись призрака и шарахались в стороны при одном только упоминании о нем, но если до этого это была продуманная игра, то потом это станет буднями Алтеи. Девушка даже заплакала от возмущения, обиды и негодования, но ей ничего не оставалось, как дать слово Паленину, что она убьет Аглаю Тарутину.