Терри Пратчетт - Правда. Пехотная баллада [сборник litres]

– Я больше не хочу этим заниматься! – завопил Чарли.

– Десять тысяч долларов, Чарли, – посулил господин Кноп. – Очень большие деньги.

– Я слышал об этом Витинари, – сказал Чарли. – Если у нас ничего не выйдет, он бросит меня в яму со скорпионами!

Господин Кноп только развел руками.

– Яма со скорпионами – это не самое страшное, что может случиться. Ты меня понимаешь?

– Просто, ять, пикник по сравнению со мной, – пророкотал господин Тюльпан, светя носом.

Глаза Чарли заметались по сторонам в поисках пути к бегству. В такие моменты Чарли, как правило, прибегал к хитрости. Это было кошмарное зрелище. Примерно настолько же естественное, как собака, играющая на тромбоне.

– Нет, на десять тысяч я не согласен, – наконец сообщил Чарли. – То есть… без меня вы никуда …

Последняя фраза повисла в воздухе. Господин Кноп уже готов был подвесить рядышком и самого Чарли.

– Но, Чарли, мы же договорились, – мягко напомнил он.

– Да, а теперь мне кажется, что это стоит дороже, – упорствовал Чарли.

– А тебе что кажется, господин Тюльпан?

Тюльпан открыл было рот, чтобы ответить, но вместо этого чихнул. Ослепительно сверкнувшая молния ушла в землю через цепь Чарли.

– Думаю, мы можем повысить вознаграждение до пятнадцати тысяч, – согласился господин Кноп. – Но этим, Чарли, мы серьезно уменьшаем нашу долю.

– Ну хорошо… – неуверенно произнес Чарли. Он старался держаться от господина Тюльпана подальше. Волосы на голове господина Тюльпана стояли дыбом.

– Но мы хотели бы удостовериться, что ты действительно пытаешься помочь нам, – продолжил господин Кноп. – Прямо сейчас. Тебе нужно только сказать… Что тебе нужно сказать?

– «Ты освобожден от своей должности, дружище. Можешь идти на все четыре стороны», – сказал Чарли.

– Но говорить это нужно совсем не так. Понимаешь, Чарли? – поморщился господин Кноп. – Ты отдаешь приказ. Ты его босс. И смотреть ты должен высокомерно. Ну, как бы тебе объяснить… Допустим, ты хозяин лавки. И он просит у тебя кредит.

Было шесть часов утра. Морозный туман сжимал город в тисках, пытаясь выдавить из него все признаки дыхания.

Они появлялись из тумана, ныряли в словопечатню позади «Ведра», после чего снова исчезали в тумане – на разнообразных ногах, костылях и колесиках.

– Чавводам-прда!

Услышав этот вопль, лорд Витинари немедленно послал ночного чиновника к воротам.

Сначала он обратил внимание на название. Потом улыбнулся, увидев девиз.

И внимательно прочел слова:

И лорд Витинари улыбнулся.

И кто-то тихо постучал в дверь.

И патриций посмотрел на часы.

– Войдите, – сказал патриций.

Ничего не произошло. Через несколько секунд снова раздался вежливый стук.

– Войдите .

И снова ничего, кроме выжидающей тишины.

И лорд Витинари коснулся вполне обычной на вид части своего письменного стола.

И длинный ящик бесшумно, как по маслу, выдвинулся из массивной ореховой столешницы. На черном бархате лежали разнообразные тонкие предметы, все как один подходящие под определение «очень острый».

И патриций выбрал один из предметов, небрежно опустил руку вниз, бесшумно подошел к двери, повернул ручку и быстро отступил в сторону на случай, если дверь вдруг резко толкнут внутрь.

И опять ничего не произошло.

А потом дверь, несколько перекосившаяся из-за кривых петель, распахнулась.

Господин Маклдафф разложил на столе свежий экземпляр новостного листка. Все собравшиеся на завтрак единодушно согласились с тем, что господин Маклдафф, как приобретший «Правду», является не просто владельцем, но своего рода священнослужителем, который должен донести содержание листка до признательных масс.

– Здесь говорится, что одному мужику с Ласточкиной удалось вырастить презабавный овощ, – сообщил господин Маклдафф.

– Надо будет обязательно сходить посмотреть, – сказала госпожа Эликсир.

На другом конце стола кто-то поперхнулся.

– Ты в порядке, господин де Словв? – спросила она, в то время как господин Ничок хлопал Вильяма по спине.

– Да-да, конечно, – задыхаясь, произнес Вильям. – Прошу прощения, чай попал не в то горло.

– В той части города хорошая почва, – заметил господин Каретник, торгующий семенами вразнос.

Вильям попытался сосредоточиться на тосте. Над его головой тщательно и даже благоговейно обсуждались новости.

– Кто-то угрожал ножом владельцу ювелирной лавки, – продолжал господин Маклдафф.

– Если так и дальше пойдет, скоро мы даже в собственных постелях не будем чувствовать себя в безопасности, – ответила госпожа Эликсир.

– А вот я не считаю, что это самая холодная зима за последние сто лет, – заявил господин Каретник. – Десять лет назад – вот то была зима! Чуть всю торговлю мне не сгубила.

– Бумага врать не может, – спокойно произнес господин Маклдафф, как будто выкладывая на стол туза.

– Кстати, тот некролог показался мне несколько странным, – сказала госпожа Эликсир. Вильям, склонившись над вареным яйцом, молча кивнул. – Обычно в некрологах описывается путь человека до смерти, а не после.

Господин Долгоствол, который был гномом и имел некое отношение к ювелирному бизнесу, взял с тарелки очередной хлебец.

– Видимо, у некоторых бывает не только до, но и после, – сказал он.

– И все же, кстати говоря, в нашем городе становится чересчур многолюдно, – вступил в разговор господин Крючкотвор, который занимался какой-то неустановленной конторской работой. – Зомби, они ведь почти как люди. Никого не хочу обидеть, разумеется.

Господин Долгоствол, намазывая тост маслом, едва заметно улыбнулся, а Вильям поморщился. Он всегда недолюбливал людей, которые «никого не хотели обидеть». Удобная фраза: произнес ее – и обижай кого хочешь.

– Что ж, времена меняются, и мы должны меняться вместе с ними, – заявила госпожа Эликсир. – И я надеюсь, этот бедняга найдет свои часы.

На самом деле господин Гарри уже поджидал Вильяма у дверей конторы. Подскочив к Вильяму, он принялся яростно трясти его руку.

– Поразительно, просто поразительно! Как вам это удалось? Просто чудо! Вы отпечатали это на бумаге, а когда я вернулся домой, будь я проклят, если часы не оказались в кармане другой моей куртки! Воистину да благословят боги ваш листок!

Хорошагора сообщил вошедшему Вильяму последние новости. С утра было продано восемьсот экземпляров «Правды». По пять пенсов. Доля Вильяма составила шестнадцать долларов. Медяки на столе образовывали довольно внушительную гору.