Мари Пяткина - Тень последней луны

— Прости, — произнёс король, — голова болит адски. Ничего не соображаю.

— Ничего, ложись.

Он лёг, но лежать не получалось, тогда король встал и начал ходить по комнате из угла в угол. Леяра исчезла, и он остался один, затем откуда-то взялся перепуганный городской лекарь. Дрожащими руками он вскрыл вену, выпустил из короля миску крови, только тогда шум в ушах прекратился и перестук молотков притих, хоть и не исчез совершенно. А вот внутренний страх перед чем-то неизвестным остался. И гадкое, дрянное чувство, которое Скер не мог описать. Неужели у него мандраж перед завтрашним боем? Ерунда, когда он боялся поединков. Это дочка довела его до припадка.

— Прикажи подавать одеваться, — сказал он Леяре. — И пусть накрывают к ужину.

— Может стоит отменить ужин? — спросила она. — Полежал бы. Я с тобой посижу, певца позову балладу спеть, или…

— Делай, что тебе велено, — поднимая глаза произнёс Скер.

Мальчишка больше не болтал, смотрел в тарелку. Король попробовал с ним заговорить, но тот отвечал односложно. Обе его женщины, бывшая и нынешняя, сидели странные, почти не ели и смотрели неправильно, кажется, обсуждали его, пока он не явился. Скер увидел, что никто не ест — и сам не стал, мало ли, вдруг снова яд. Дочь к ужину не явилась. Наверное, продолжала развлекаться с годящемся ей в отцы слугой. «Они все, все ненавидят меня, каждый из них желает моей смерти» — думал Скер. Раз есть он не мог, пребывание в этом месте не имело смысла. Король бросил салфетку и поднялся.

— Трапеза окончена.

Обе дамы и мальчик положили приборы и поднялись вслед за ним.

***

Странный это получался день рождения. Её первый настоящий, а не записанный в детдоме день рождения, с огромным праздником, который устраивал родной папа, с прекрасной коляской и лошадью в подарок, но Веля никогда не чувствовала такого отчаяния и апатии, даже после травмы, когда поняла, что на спортивной карьере поставлен крест.

— Я спать, — глядя в сторону, сказала она, когда они с Шепаном поднялись от винных погребов на кухню.

— А мне что делать? — глупо спросил он.

— Не знаю. Тоже поспи. Или не спи.

Как бы не пошло завтра — этот человек уже труп. И она сама труп. А трупу безразлично непереносимое для живых, безмятежное сияние солнца, которое одинаково улыбается рождению младенца, свадебному пиру, концу света.

У себя в комнате она улеглась в обнимку с костяным шлемом Первозверя и стала думать о том, что если истина является тем благом, право на которое нужно заслужить, то что тогда бедствие? Отношения с отцом так испортились, что теперь он совсем не станет её слушать и вряд ли что-нибудь получится сделать. Впрочем, она готова попытаться. Вот сейчас, Веля только немного полежит, и сразу пойдёт к нему…

— Ваше высочество, третий раз присылают от короля, — горничная трясла её за руку.

— Сколько времени?! — она как сжатая и отпущенная пружина вскочила с кровати, обманом заманившей её в тихое царство сна без сновидений, — Где шлем?!

— Никакого шлема не было, — девушка развела руками, — вы всё спали, уже и завтрак кончился, слышите шум? Это на площади люди собрались.

— Подавайте одеваться, — коротко бросила Веля.

— Что передать его величеству? — спросила другая девушка, — Он вас ждёт в своих покоях.

— Что скоро буду. Нет, не это платье. Это для состязаний. Подай жёлтое, расшитое, и высокую корону с цепочками.

Труп следовало хорошенько украсить…

— Дорогая! — в комнату с фамильярностью первой фрейлины и близкой подруги вбежала Эвелин. — С именинами! Да хранят тебя стихии!

Она расцеловала Велю в щёки, надела ей на шею свой подарок — блестящее колье изящной староземской работы, и так же быстро убежала, успев шепнуть, что Жоль приехал без новой супруги. Остался тяжёлый запах духов и чувство обречённости.

Веля стала думать о первозвере и пропавшем шлеме. Вот кто мог бы во всём этом разобраться, хотя бы понять, что происходит, так это Тим, некрасиво бросивший её. И если случится апокалипсис, они никогда больше не встретятся.

Парчовое платье с открытой спиной и тяжелейшей, расшитой выпуклыми цветами юбкой в длинные и широкие складки, оказалось таким тяжёлым, что стояло, если его ставили на пол. Одевали Велю кроме её служанок две какие-то новые тётки, похожие на пропавшую сиделку.

Ей подумалось, не девушкой бы ей родиться, а парнем, и облачаться бы на бой, а не на праздник. Вот то было бы по ней, а это — скука. Холодная и тяжёлая корона матери легла на голову, как ответственность, цепочки утонули в волосах. Из зеркала на Велю смотрела никогда прежде не виданная нарядная дама со сжатым ртом, с отчаянием в глазах и складкой между бровями, очень бледная.

Голову выше, плечи ровнее, глаза в пол, чтоб не видеть этих радостных лиц, которые скоро станут безрадостными мёртвыми лицами.

Когда она, придерживая подол обеими руками, шла по холлу, набитому мечущейся в подготовке пиршества челядью и трейнтинской знатью, а все вокруг расступались и кланялись ей, Веля едва кивала в ответ, словно боялась уронить своё бремя.

Из отцовского кабинета слышался смех. Она постучалась и вошла.

Отец сидел со своими союзными владыками, на столе стояло вино в холодных запотевших кувшинах, густо пахло потом. Двоих Веля знала — пошляка Теталла с его маслянистыми глазами потаскуна, и папашу отцовского адьютанта, она никак не могла запомнить, как его зовут, остальные были не знакомы. Она сделала книксен — мужчины поклонились, ощупывая её глазами.

— Позвольте представить мою дочь, — сказал отец, статный в своём нарядном светло-синем камзоле, — Авелин.

Веля сделала ещё один книксен, стараясь не встретиться ни с кем взглядом. Казалось, стоит посмотреть им в лицо, они догадаются о конце света и грянет паника. Они были отвратительны, эти сытые люди, которые произносили слова приветствий и поздравлений, называли свои имена и слюнявили мягкими ртами кисть её руки, но они были живыми и очень жалкими. Каждое существо рождается и каждое будет умирать.

Отец под руку повёл её в большую гостиную — там собрались жёны и дети этих владык. Они даже подарки привезли — их полагалось вручать с пожеланиями. Отец уселся в своё бронзовое кресло, которое перекочевало сюда из кабинета, а она стояла рядом и принимала поздравления, пока слуги накрывали длинные столы к завтраку. Веля обогатилась новыми украшениями, духами, тканями и даже яркой птицей-пересмешником в серебряной клетке, всё это она просто складывала на низкий столик.

Бывало, Веля видела картину, как на убой везут скотину: свиней повозке, ведут телят или лошадок. «Потерпите совсем чуть-чуть, скоро всё закончится» — мысленно говорила она обречённым зверям тогда. «Скоро финиш», — сказала она себе теперь.