Элеонора Раткевич - Ларе-и-т`аэ

– Помоему, удар хватил вовсе не Иргитера, а Териана, – удивился Арьен.

– Да? – ядовито возразил Лерметт. – А что же это, потвоему, было? Яд? Кинжал? Молния небесная? Самый настоящий удар… кулаком. Твоим, между прочим. Ты хоть пальцы себе не отбил?

– Нет, конечно, – отмахнулся Арьен. – А хоть бы и отбил – что за беда? Это ведь не нож под лопатку. Свет и Тьма, Лериме – ведь не первый день знакомы, а ты меня то и дело за человека принимаешь!

Лерметт покраснел.

– Но с королями объясняться все равно придется, – торопливо произнесла Шеррин, возвращая меч Сейгдену. – Даже невзирая на амулет – придется.

– Может, и нет, – возразил Илмерран, входя в покои. – Если я не ошибся и вести, которых я жду, окажутся именно такими, как я полагал, объяснение окажется существенно легче.

– А когда мы это узнаем? – живо поинтересовался Лерметт.

Гном пожал могучими плечами.

– Если мои расчеты верны – сегодня. С минуты на минуту. Но это зависит…

– От чего? – полюбопытствовал Арьен.

Илмерран бросил на него уничтожающий взгляд – из тех, которыми оглаживал недоучек, посмевших задать совершенно идиотский вопрос, обличающий всю бездну их невежества.

– От погоды, разумеется, – нетерпеливо бросил он. – А она не благоприятствует. Правда, я и это учел – но ведь всегда может случиться нечто неучтенное.

Арьену страх как хотелось узнать, что же такого неучтенного Илмерраном может случиться, но он все же сдержался.

– Да где эти бездельники? – почти уже сердито буркнул гном. – Ничего нельзя поручить!

– Можно! – возразил заснеженный Лэккеан, влетая в комнату. – Вот они! Одного взял я, другого Илери. Только они не бездельники.

– Не они, а вы, – отрезал гном. – Такое пустяковое дело – и столько времени возились. Я бы справился на целых три минуты быстрее. – Тут он ухмыльнулся так, что борода веером пошла. – Отлично! Молодцы, вы оба. Где они?

Лэккеан вынул изпод плаща небольшую клетку, где на жердочке сидели бок о бок два усталых голубя. На почтовых они не походили совершенно. Ничего общего с великолепными белыми птицами – заслуженной гордостью любой почтовой голубятни. Да таких голубей на любой городской площади десятки, если не сотни! Один – серый, как ненастное небо, с угольночерными перьями в хвосте, и другой – цвета мокрого прибрежного песка с рыжеватокоричневыми подпалинами. Ничего особенного. И все же эти две птицы были почтовыми – ведь лапку каждой из них обвивала полоска тончайшего, великолепно выделанного пергамента, закрепленная крепконакрепко.

– Это не наш голубь, – напомнил Лерметт, когда Илмерран вытащил из клетки рыжего.

– Разумеется, – отрезал Илмерран, аккуратно освобождая лапку птицы от послания. – Это риэрнский. Ты хоть и доктор наук, Лериме, но иногда говоришь сущие глупости. Вообщето почтовый день у Риэрна сегодня, но я караулю птицу вот уже третий день… мало ли что. Если мои расчеты верны, Иргитеру не стоило получать это послание. А теперь оно его покойному величеству и всяко ни к чему.

Ошарашенному воображению Эннеари мигом представился Илмерран, размахивающий шестом на крыше голубятни – борода сбита на сторону, ветер треплет ее, словно флаг, из ее глубин вовсю несутся призывные вопли… несусветное зрелище.

– Зачем? – ошеломленно вопросил он. – Помоему, для такого дела довольно пары опытных голубятников.

– А помоему, нет, – огрызнулся гном, возвращая голубя на место. – Я никогда не делаю того, что может с большим толком сделать другой. Чтобы посадить вот этого рыжего, нужен, самое малое, один маг… ну, или пятерка эльфов. Это ведь не просто почта, а тайная.

– А в чем разница? – полюбопытствовал Лэккеан.

– В том, что птицы приучены не к голубятне, а к рукам, – ответил из дверей Алани. – Они приучены лететь к определенным людям и только к ним. Я бы, кстати, посадить рыжего не сумел. Этому меня не учили.

– И не станут, – бормотнул Илмерран, снимая второе послание. – На это твоих магических способностей никогда не хватит. У тебя совсем другой дар. Лэккеан, с тебя течет, как с сосульки над сковородкой. Отнеси птиц на голубятню и отправляйся отдыхать. И остальные четверо – тоже.

Отдыхать Лэккеану не хотелось: ведь ради этого надо уйти… уйти из покоев, где уже произошло нечто необыкновенное… и – как знать – может, и еще произойдет. Но пререкаться с гномом… тем более с Илмерраном… нет уж, увольте!

– Когда мы будем показывать амулет в Совете Королей, я разрешу вам присутствовать, – хмыкнул Илмерран, перехватив его взгляд. – Ты ничего не теряешь.

Вот так всегда! Лэккеан оторвал исполненный жгучего любопытства взгляд от тел Териана и Иргитера и медленно поплелся к дверям, всем своим видом изображая незаслуженное и оттого еще более мучительное страдание.

– Мальчишка, – хмыкнул Илмерран, когда за юным эльфом закрылась дверь. – Совершеннейший еще мальчишка. Умница, конечно… но серьезности никакой.

Он всунул в руку Лерметта полоску пергамента, снятую им с серого голубя.

– Посмотри сам, – велел он. – Мне недосуг. Что пишет наш агент, я примерно догадываюсь – а вот что пишут этому недоброй памяти покойничку из Риэрна…

Он быстро развернул вторую полоску пергамента. Арьен, не в силах сдержать любопытства, заглянул ему через плечо. То, что было на ней накарябано наилучшей несмываемой тушью, никак не напоминало ни человеческую, ни даже эльфийскую или гномью письменность – сплошные черточки и закорючки. Тайнопись, очевидно – однако Илмерран читал ее без натуги.

– … величество… – отрывисто бормотал гном, – вверенные – нет, верные… перешли на сторону… мятеж… перехвачено… без единого сражения… дворец… ликование… король… предупредить… так и есть!

Он аккуратно свернул послание трубочкой.

– Надо же, – вздохнул Илмерран. – Даже и у такого мерзавца нашелся один простодушно верный человек… хотелось бы знать, что теперь с этим бедолагой.

Спросить, о чем толкует гном и что все же стряслось в Риэрне, Эннеари не успел – да и никто другой не успел.

– Служит командиром сотни, – раздался четкий и ясный голос от дверей. – Простодушная верность – слишком большая редкость, чтобы ее запросто по плахам расшвыривать.

Новоприбывший выглядел странно по любым меркам. Юное лицо, свежее мерцание кожи на висках, свойственное только крайней молодости, выдавало в нем ровесника Алани – но глаза его принадлежали человеку раза в три постарше. Вдобавок его почти мальчишеское лицо выглядело не по возрасты отяжелелым – как это случается у людей, волею обстоятельств принужденных спать не более двух часов в сутки на протяжении месяца – зато взгляд этих глаз был твердым, цепким и проницательным.

– Правда, уговаривать пришлось долго, – усмехнулся гость. – Трудно убедить наивного человека в том, что он не погрешил перед своей верностью… особенно когда и в самом деле не погрешил. Зато дело того стоило.