Элеонора Раткевич - Ларе-и-т`аэ

Эннеари моргнул. Нет, это не наваждение. Туман и в самом деле звенел – елееле слышно, потом все громче, все настойчивей. Он пел, и пению его вторило приглушенное постукивание, словно все спящие поблизости принялись в своих постелях щелкать пальцами под одеялом. А потом из серой пелены застенчиво и мудро высунулась такая же серая морда ослика, и над туманом пронесся высокий чистый голос: «Молокоооо!»

Туман остался, но морок схлынул. Десятки таких же высоких голосов тут же откликнулись: «Молокоооо!.. Молоко, сметана, сливки!.. Молоко, молоко, молоко!» – и этот призыв катился все дальше и дальше по улицам Найлисса, подхваченный все новыми голосами. Окна распахивались одно за другим, отворялись ставни, заспанные девушки и зевающие старухи окликали задравших головы детей с кувшинами и кувшинчиками, бойко перебирали копытами ослики, и туман отзывался блаженным выдохом: «Молокооо…»

– Кому молока? – солидным взрослым голосом спросил парнишка ростом от силы до пояса Эннеари, отделяясь от тумана.

– Всем, – ответил Лерметт, принимая из рук мальчишки маленький обливной кувшинчик, до краев полный молока. Туман ли смягчил резкие складки на лице короля – или они и вправду разгладились хоть немного?

Эннеари выглотал свой кувшинчик в пять исполинских глотков, едва не захлебнувшись, и потянулся к поясу.

– За счет короля, – ухмыльнулся Лерметт, кидая мальчишке золотой. Глаза паренька округлились, словно брошенная ему монета, но визжать, радуясь негаданной удаче, и молотить пятками воздух он всетаки не стал.

– Никогда в жизни… – прошептала Илери тающим, как туман, голосом, но что именно «никогда», так и не сказала.

Лоайре, запрокинув голову, с лихостью заправского выпивохи подхватывал последние капли молока, вытекающие из кувшинчика.

– А почему кругом одни дети? – полюбопытствовал Лэккеан.

Мальчишка презрительно фыркнул: мол, кто это тут, спрашивается, дети?

– Взрослым недосуг каждый день мотаться в Найлисс из придорожных сел и городков с молоком, – вместо него ответил Лерметт. – Да и подросткам постарше свое заделье найдется. А детям отчего не сходить с осликами? Семье подмога… опять же взрослое дело, не баловство. Их никто не обидит и не обманет.

Мальчишка уважительно кивнул и поковырял ногой мостовую – но та оказалась крепкой и не проковыривалась.

– Я первый год в Найлисс хожу, – обстоятельно поведал он, – а кто дольше ходит, у них уже и свои дома есть, сговоренные. Они прямо туда молоко и везут.

– В Найлиссе это время называется «молочный час», – вновь усмехнулся Лерметт, глядя, с каким наслаждением обвитые прядями тумана эльфы лакомятся молоком. – Есть и еще один, вечерний, но я был уверен, что утренний вам понравится больше.

– Мне тоже. – Огромная рука вложила монету в ладошку мальчика и подхватила кувшинчик едва ли не прежде, чем он наполнился.

– Сейгден! – ахнул Эннеари при виде суланца.

Лерметт, напротив, если и был удивлен, то не слишком.

– Не спится? – поинтересовался он таким тоном, словно заранее знал ответ.

– Тыто сегодня спал ли после вчерашнего? – хмыкнул Сейгден, возвращая мальчишке опустевший кувшинчик. Тот с достоинством взял кувшинчик, испытующе окинул взглядом щедрых утренних прохожих – а вот не захочется ли им еще молока? – потом, приняв решение, хлопнул ослика по серому боку так, что колокольчики его ответно тенькнули, взял длинноухого под уздцы и удалился, не забывая задирать голову и покрикивать: «Молоко, сметана, сливки! Молокоо!»

Лерметт вздохнул и опустил голову.

– Какое там… – задумчиво произнес он. – И ведь это только начало. Дальше легче не станет.

– Но почему? – удивился Эннеари. – Дело ведь у тебя очевидное.

Оба короля негромко и невесело рассмеялись.

– Это для тебя оно очевидное, – пояснил Лерметт.

– А даже если и так, – криво усмехнулся Сейгден, – своя выгода в нем не очевидна почти ни для кого – а это опасно.

– И состав совета не совсем тот, которого я ожидал, – молвил Лерметт.

– Ты ждал, что Аженк приедет сам? – ехидно удивился Сейгден.

– Пожалуй, нет, – признал Лерметт. – Но Эттрейг и Шеррин – это неожиданность.

– Как сказать, – возразил Сейгден. – Их я, пожалуй, что и ждал… а вот чего ждать от них…

Эннеари растерянно переводил взгляд с одного короля на другого.

– Три королевства отделались от приглашения на свой лад, – сжалился над ним Лерметт. – Аффраль, Эттарм и Адейна. Сейгден прав, от Аффрали этого и следовало ожидать. Аженк – склочник и напыщенный дурак – но при этом очень даже себе на уме… которого у него нет. Пожалуй, даже хорошо, что он не приехал. Все ему мерещится, что интересы Аффрали ущемляются. С него бы сталось спеться с Иргитером. Двоих таких злобных упрямцев нипочем не переговоришь.

– Зато принцу Орвье наверняка дан приказ ни во что не вмешиваться, – усмехнулся Сейгден.

– Но голосовать ему так или иначе, а придется, – вздохнул Лерметт. – От Аженка я хотя бы понимал, чего ожидать, а Орвье… тем более что король Эттарма тоже не приехал.

– Это как раз не странно, – возразил суланец. – У Эттрейга теперь есть кому за ним присмотреть. Я бы и сам удивился – но Талле на мечах только мне и уступает.

Еще того лучше! Нет, никогда Эннеари не разберется в человеческих обычаях. Почему за королем непременно должен ктото присматривать – он ведь не ребенок? И зачем для этого нужен мастер клинка? Или речь идет о телохранителе – говорят, иные короли людей в телохранителе очень даже нуждаются?

– У Трейгарта падучая, – вновь разъяснил Лерметт. – Эттрейг не сын ему, а племянник. До сих пор он Трейгарта без присмотра ни на минуту не оставлял. Даже на ристаниях в прошлом году. А теперь он приехал один. Я хорошо знаю, что за человек Трейгарт – очень умный, хотя и несчастливый. А вот что представляет собой Эттрейг в политике сам по себе…

– Думаю, он тебя не разочарует, – пообещал Сейгден. – Талле о нем хорошего мнения, а ей я верю.

– И Адейна… – вслух размышлял Лерметт. – Шеррин ведь даже не наследница престола – так почему приехала она, а не ее отец? Три голоса из семи, о которых я не могу ничего сказать с уверенностью. Да разве только они? Аккарф Иргитеру ближний сосед – кого он захочет поддержать, Найлисс или Риэрн? Адейна зажата между Риэрном и Юльмом – чью сторону она примет… да еще и не сказано, что Юльм будет согласен, когда Эвелль опомнится. Ничего, Арьен, ты погоди – вот пройдет первое ошеломление, вот начнется битва за личные интересы… такого насмотришься – вовек не забудешь.

То, что рассказывал Лерметт, было интересным и, вне всякого сомнения, важным… но в эту минуту яркий рассветный луч, расталкивая туман, пробился к лицу Сейгдена – и у Эннеари мигом пропал весь интерес к политике. То, что он увидел на этом подвижном массивном лице, было таким неожиданным… нет, ну как же Арьен вчера ничего не заприметил, пусть даже и в суматохе! Это ведь просто бросается в глаза.