Андрей Морсин - Унция или Драгоценное Ничто [litres]

Новость о чудесном приборе разнеслась по всем телеграфным агентствам мира, но, благодаря вольным комментариям журналистов, приобрела такие очертания, что на пустырь потекли толпы неверных мужей, изукрасивших стены лаборатории угрозами в адрес изобретателя.

Признания учёного общества он так и не дождался, но даже эта своеобразная популярность сделала своё дело. Как-то, выйдя из шкафа после очередной эфирной экскурсии, Пуп наткнулся на постороннего. Пузатый господин во фраке и с тростью заинтересованно разглядывал каракули на клавишах фисгармонии, подключённой к гардеробу электрическими кабелями. Шеи у незнакомца не было вовсе – туловище сразу переходило в голову, минуя подбородок, а на гладкой резиновой щеке бугрился шрам, повторяющий рунический символ молнии.

Увидев учёного, окружённого облаком радужного пара, посетитель никакого удивления не выказал, а вот Якоб отчего-то испугался.

– Позвольте представиться, – гость снял цилиндр, обнажая безволосую голову. – Жак Жабон!

Говорил он тоненьким голоском, словно воздух находился в лёгких под давлением, что живо напомнило Пупу всё ту же фисгармонию, только в самом верхнем регистре.

Жабон сообщил, что является соучредителем благотворительного общества, которое, при соблюдении некоторых формальностей, предлагало взять на себя расходы на эксперименты, вплоть до создания новой, оборудованной по последнему слову техники, лаборатории.

– Если, конечно, ваш прибор способен видеть невидимое, – пропищал пузан, буравя учёного глазками-точечками.

– О, ещё как способен! – с воодушевлением воскликнул Пуп и вытянул из шкафа кишку проводов – мол, не угодно ли подключиться и проверить лично.

Но Жабон, подтверждая оказанное доверие, отстранил кишку концом трости. Тут же, в счёт безотлагательной помощи, несколько банкнот были переданы из рук в руки, бумаги и приходный ордер подписаны, причём, благотворительная сторона расписалась, звонко пришлёпнув контракт к щеке. На документе оттиснулась латинская «N» с хвостиком, и ошарашенный Пуп, провожая гостя, так и не спросил, почему у него имя и фамилия на «Ж», а подпись совсем другая. Но, это ведь такая мелочь по сравнению с тем, что у вас впервые за тридцать лет появляются единомышленники!

Прислонясь к дверному косяку, Якоб с благодарной нежностью наблюдал, как пузатый Жабон, забавно подбрасывая ноги, идёт к чёрному автомобилю.

Унцию на другом краю земли также ждала судьбоносная встреча. Старичка, приносившего еду, разбила подагра, и одна из поварих отправила с обедом своего сына.

Когда громыхнул засов, и дверь открылась, перед принцессой предстал загорелый мальчуган с живыми, любопытными глазами.

Подростки тут же принялись друг друга разглядывать и про охранника, маячившего поодаль, моментально забыли.

– Это – музыка для пастушьей свирели, – мальчишка кивнул на тарелку с кукурузной кашей. – В натуральном миноре, – подмигнул рыбёшке, сиротливо улёгшейся поверх жёлтоватой неаппетитной массы.

– Знаю, – принцесса вздохнула и сдвинула с лица густые локоны.

– Принести что-то веселее? – он изучал странный блеск вокруг щёк жительницы башни.

– А получится?

– Ничто нам не помеха!

Паренёк с удивлением смотрел, как в уголках губ незнакомки появляются разноцветные лучики.

– Ты что, проглотила радугу?

Унция опустила глаза и не сдержала улыбки.

Рыбёшка на тарелке вздрогнула, по чешуе пробежало лёгкое сияние, и копчёная сардинка, отлепившись от каши, зигзагами поплыла в сторону океана.

– Такого я ещё никогда не видел! – сказал мальчик поражённо.

– Эй, скоро вы там? – охранник втянул носом воздух. – Мне тоже пора обедать!

Никто из парочки на него внимания не обратил.

– А тебя как зовут? – поварёнок поправил сползший на лоб чепец.

Было заметно, что этот простой вопрос собеседницу озадачил.

– Ничто, – поколебавшись, ответила она.

– Не хочешь, не говори, я так спросил! – он пихнул поднос ей в руки.

– Ну, вы там закончили? – солдат потрогал повязку на глазах и перевесил винтовку с правого на левое плечо.

– А тебя?

– Октавиан.

– В честь императора Августа? – поинтересовалась начитанная принцесса.

– Нет, папа всю жизнь служил тромбонистом в оркестре. Он нас всех назвал по нотным интервалам. Моих семерых сестёр зовут…

– Прима, Секунда, Терция, Кварта, Квинта, Секста, – стала быстро загибать пальцы.

– И Септима. Если бы снова родилась девочка, то стала Октавой.

– Ну, долго ещё ждать? – охранник сглотнул слюну и перевесил оружие обратно на правое плечо.

– А я вот думаю, – продолжила Унция, – откуда твой папа знал, сколько родится девочек и с какими интервалами?

Октавиан потёр лоб, держа поднос одной рукой.

– Он и не знал, – сказал серьёзно. – Просто, когда задумываешь что-то хорошее, мир тебе помогает, и путь, в конце концов, приведёт к полной гармонии.

Принцесса поглядела вдаль:

– Тебе известно, кто я?

Октавиан отрицательно помотал головой.

– А почему меня заперли в этой башне?

– Нет.

– Из-за улыбки…

– А мне твоя улыбка нравится, – он не мог отвести глаз от лица новой подружки. – Я такой радужной улыбки в жизни не видел!

Некоторое время раздумывая, Унция смотрела на вихры, торчащие из-под поварского чепца, и в полной тишине ветер шевелил подол её лоскутного платьица и кончики крахмального фартука поварёнка.

– А хочешь попробовать радугу на вкус? – неожиданно предложила она.

– Эй, что это вы там? А ну прекратить немедленно! – неуверенно приказал караульный, переминаясь с ноги на ногу и бряцая снаряжением.

– Даже не знаю, – смутился Октавиан. – Никогда не ел небо.

– Я тоже, – принцесса поправила волосы, потревоженные порывом ветра. – Может, ты боишься? – в её глазах вспыхнули золотистые искры.

– Ничего я не боюсь! – он решительно сдёрнул чепец и снова ухватился за поднос.

Держа его четырьмя руками, оба, как по команде, потянулись друг к другу, одновременно зажмуриваясь. Шум прибоя вдруг стал отчётливо слышен, пронзительно зазвучали крики чаек. Было слышно даже, как сопит солдат, изнемогающий под палящим солнцем. И тут же всё исчезло: и прибой, и чайки, и недовольное сопение. Смешанный аромат корицы и перечной мяты скользнул вдоль её лба, а следом оглушительно ударил колокол. Всё вокруг замерло и стояло, не шелохнувшись, пока где-то в глубине принцессы били куранты. Только лучистый комок стремительно нёсся навстречу, открывая черты удивительного, прекрасного лица. А когда звенящая волна схлынула, и она, не открывая глаз, увидела перед собой Октавиана, который тоже стоял, крепко зажмурившись, то поняла, что это и есть те самые Голос и Взгляд, так долго от неё скрывавшиеся.