Анатолий Махавкин - Последняя тень (СИ)

Плевать. Те микстуры и зелья, что доводилось пить, вызывали последствия и похуже. Много хуже.

Старик не обманул. Через очень короткий промежуток времени (я успела досчитатьтри раза до пятидесяти), по мускулам пробежали неприятные судороги, сменившиеся сильным сухим жаром. Потом судороги вернулись, да с такой силой, что тело изогнулось дугой и затрещали кости. Появилось смутное видение тёмного вала, пытающегося поднять меня над безбрежной океанской поверхностью.

Спокойно! Не сейчас. Выдох, на счёт четыре — вдох. Видение поблекло, но не исчезло полностью. Перед глазами возникло квадратное зеркало с хаотически ползающими мухами. Выдох, — на четыре — вдох. Успокоиться. Вот так.

— Дай руку, — сказала я и кудахтающий дедуган придержал меня под локоть, пока я ставила ноги на пол. Тело казалось совершенно чужим, и по ощущениям, и по виду. — Сколько я валялась в отключке?

— Лорд Кирион сказал, что на все вопросы он ответит сам, — я заметила, что на шее старика болтается серебристая пластина, где в одну звезду вплетена другая. Помощник аббата, стало быть. Надо же! Выходит, келья, где я валялась, принадлежит не ему.

Ноги своей худобой весьма напоминали две палки и руки выглядели ничуть не лучше. Появилось желание посмотреть на себя в зеркало. Желание мешалось со страхом увидеть в отражении нечто жуткое. Волосы, в которых мелькали серебристые пряди, не были такими уж длинными, но концы кто-то грубо и неумело подстригал не так уж давно.

— Отойди, — я отпихнула монаха и сделала попытку идти самостоятельно. Пол качнулся, но удержался под ногами. — Где мои вещи?

— Ты не выглядишь особо благодарной, — похихикивая старик подошёл к шкафу и принялся доставать оттуда пыльную одежду. При этом монах непрерывно чихал, всякий раз вознося благодарность Отдавшему.

— Сам знаешь, как мы к вам относимся, — буркнула я и приняла охапку вещей, едва не обронив всё на грязный пол. Потом разложила одежду на койке, единственным бельём которой оказался драный половичок и плоская жёсткая подушка. — Да и за что мне тебя благодарить? За этот свинарник?

Вещи были чистыми, но такими пыльными, словно пролежали в шкафу не меньше года. Год? Да быть того не может! Я сбросила на пол серое рубище и монах тотчас отвернулся к стене, осеняя себя шестиконечием. Ага, а будь тут кто-то поаппетитнее, нашёл бы способ сказать напутственное слово не отворачиваясь. Ненавижу серых лицемеров!

— Кто готовил эликсир? — с бельём я решила повременить, ограничившись длинной рубашкой, штанами и сапогами на шнуровке. Сверху набросила плащ-накидку с капюшоном. Всё — чёрного цвета, как и полагается.

— Ты же не думаешь, что это был я? — монах повернулся и я увидела на его тощей физиономии сардоническую ухмылку, делающую старика похожим на ехидного козла.

— Во-первых, едва ли помощник аббата, — он прищурился, а потом коснулся знака на груди и понимающе кивнул, — стал бы отягощать свою драгоценную душу столь мерзким грехом. А во-вторых, старик, ты явно никогда не сталкивался с зельеварами: от них смердит, почище чем от доброй свиньи. А ты воняешь только лицемерием да фальшивой святостью.

— Давненько я не сталкивался с такими, как ты, — он покачал головой. — Может, оно и к лучшему, что… Грех такое говорить и даже думать, прости меня Отдавший долги.

Слабость накатила удушающей воной и пришлось некоторое время стоять, опираясь рукой о стену. Самое худшее, что я никак не могла взять организм под полный контроль и сама себе напоминала медузу, которую швыряют беспощадные водные валы. И ещё, я по-прежнему не могла вспомнить, что произошло.

— Веди к Киру, — я скрипнула зубами. Потом вспомнила, что наша манера общения, часто шокировала посторонних. — К лорду Кириону. Давай, дед, тряси костями.

Место, где меня держали оказалось даже не самим монастырём, как я предполагала. Маленький лазарет при аббатстве. Сам монастырь блестел коническими крышами за кронами высоких деревьев и когда мы вышли на улицу я услышала звон далёких колоколов. Мне кажется или это очень напоминает тревожный набат?

Лазарет выглядел покинутым и только пара сестёр, своей комплекцией напоминающих дородных хрюшек, встретила нас у дверей. Обе тотчас прекратили визгливо выяснять отношения и уставились на меня так, словно к ним в гости заявился сам Вопрошающий во плоти. Потом переключили внимание на моего спутника и низко поклонились.

— Сестра Вара и сестра, — дед задумался, перебирая губами, но тут же щёлкнул пальцами. — Сестра. Подготовьте все вещи нашей гостьи. Скорее всего, она покидает аббатство в ближайшее время.

Глаза у толстух становились всё больше и мне очень хотелось сделать им «козу», чтобы посмотреть, сразу они удерут или ещё успеют осенить себя шестиконечием.

— Благодарю вас обеих за самоотверженное служение Отдавшему долги, — продолжил старик и закончил так, что у меня самой глаза на лоб полезли. — Теперь можете покинуть обитель со спокойной душой. Знаю, что вы обе местные и надеюсь, что Отдавший поможет продержаться до наступления светлых времён. Да осияет вас свет звезды.

Толстухи важно покивали и бочком протиснулись мимо меня внутрь. Как ни странно, но румяные физиономии и сестёр теперь отражали явное удовлетворение. Монашки счастливы, потому что им позволили покинуть спокойное сытное место, где у них не было особых хлопот? Где такое видано?

— Что происходит, старик? — обратилась я к сутулой спине и в этот раз не услышала знакомого петушиного веселья.

— После, всё узнаешь после, — мне показалось или его спина согнулась сильнее? — Неприятности, вот что происходит.

Неприятности — подробная история моей недолгой жизни. Так что, всё в полном порядке. Тем не менее, двигаясь по дорожке между старыми могучими клёнами и тополями я и сама обратила внимание на необычную тишину. Раньше, когда приходилось забредать за стены какой-нибудь обители, всегда раздражал этот постоянный гомон, словно угодила в гущу огромного городского рынка.

А сейчас — тишина. Чёрт, даже птицы не орут свои истошные трели. Что же могло произойти? Моё пробуждение быстро обрастало ворохом вопросов, на которые никто не торопился давать вразумительные ответы. Ничего, Кир здесь, а значит — всё не так уж плохо. Точнее — даже хорошо. Может, это — особенности моей памяти, её избирательность, но всё, что касалось Кира, представало в розовом свете юного светила.

Внезапно по коже прошла волна липкого холода. Знакомое ощущение — предвестник какой-то гадости. С предвидением в своё время не задалось, однако обрубки нерождённого позволили ощущать отблески грядущих бед. Почему именно сейчас, когда я вспомнила о Кире? Неприятности у него?