Пальмира Керлис - Признайся, если сможешь [СИ litres]

– Спасибо, – только и смогла выдавить. Представляю, сколько он значит для Саталов. – Буду обращаться с ним крайне бережно! И не терять!..

– На него масса сохранных и поисковых заклинаний навешана, – улыбнулся Дарен. – Части о даре отмечены закладками. Остальное больше личное и вряд ли тебе пригодится.

– Разберусь! Ну, я пойду. Изучать! Досконально! Аж не терпится!

Он улыбнулся еще шире, я попятилась прочь с дневником в обнимку. Едва не споткнулась, не вписавшись в поворот. Развернулась и нормально зашагала на выход.

Никогда прежде дорога в соседнее общежитие не казалась мне такой длинной!

В своей комнате я забралась на кровать, подвинув развалившегося на подушке Ярушку, и наконец раскрыла дневник. Пожелтевшая бумага бережно хранила нацарапанные чернилами буквы, которые складывались в интуитивно понятные слова. Слава богу, за пятьсот лет язык не изменился до неузнаваемости, чтобы магический кексик отказался мне его переводить. Я обняла ханика и жадно вчиталась в мелкие строчки. Час, второй, третий. Было тяжело. Многие выражения сильно устарели, и кексик их не переводил. Да и почерк у Шелана был… ужас просто! Врачи бы обзавидовались. Но я все равно разобралась. И нашла то самое. Почти в конце, далеко от отмеченных закладками страниц. Там Шелан писал про любимую женщину. Нет, не жену. Другую. Магичку по имени Сельфа, с которой он сам же порвал, несмотря на взаимные чувства и все посвященные стихи.

Я с трудом вдохнула ставший невероятно тяжелым воздух. О причинах Шелан вывел всего одну фразу: «Это было бы нечестно».

Утро наступило не скоро. Не засыпалось. Мучили вопросы, мерещилось осуждающее лицо Марисы, заведенно повторяющей: «Ну я же говорила!» Она права? Я силой своего желания меняю реальность и заставляю Кеннета быть со мной?.. Я же не специально, я ничего такого делать не хотела. Черт, какая разница, специально ли?! Все равно почти принуждение. Нет, я не могла! Или… могла? И если да, то насколько сильно мое влияние? Надо выяснить. Успокоиться и разобраться во всем. Мне по-прежнему известно ничтожно мало, чтобы строить теории, согласно которым я – древнее зло. Оставим это Эмилии!

Я тискала Ярушку и читала стихи Зерана Шелана из дневника. Любовные, если можно их так назвать: сплошь обтекаемые намеки и метафоры. Но только там сохранилось хоть что-то о загадочной Сельфе, покорившей сердце гения. Судя по датам записей, они встретились за год до его свадьбы, на винарском празднике чистой воды. Именно с водой он ее и ассоциировал – свободной, текучей, ускользающей между пальцев. Вдобавок она мастерски владела заклинаниями этой стихии и помогла ему в исследованиях магии воды, о которой Шелан выпустил целый сборник стихов. Он действительно любил Сельфу – даже незадолго до смерти писал об «образе недоступной красавицы в помутившейся памяти» и «чувствах, что вечны и безупречны». А между страниц, в прозрачном вкладыше, бережно хранилась прядь светлых волос.

Любил, да. Однако женился на другой и предпочел возлюбленную больше не видеть. Ведь иначе было бы нечестно…

Воображение рисовало самый ужасный сценарий. Шелан понял, что создательским даром влияет на Сельфу, вынуждая испытывать ответную любовь. Устыдился хоть и невольного, но насилия и бросил ее, позволив обрести настоящие, не внушенные чувства.

В глазах защипало, к губам скатилась соленая капля. Нет, меня явно заносит… Как бы он определил, что творит с ней?! Он только начинал изучать магию. Лишь спустя десятилетия овладел своей силой и создал Междумирье. Одно криво написанное слово из дневника не тянет на доказательство. Мало ли что именно имел в виду Шелан. В конце концов, он был помолвлен. Разорвать помолвку – нечестно по отношению к невесте. И к родителям, которые устроили его брак. Долг и обещания – не пустые слова для средневекового аристократа. Шелан решил, что уговор дороже любви, вот и все.

С этой спасительной мыслью я и уснула. Прямо перед тем, как прозвенел будильник. В бездну лекции, не пойду… Никуда не пойду. Я в домике. Дису так и проорала, когда в дверь стучал. Потом подгребла к себе жующего угол подушки Ярушку, накрылась одеялом с головой и вырубилась.

Снился мне Кеннет. В черной полурасстегнутой рубашке, обтягивающей широкие плечи. Умопомрачительно красивый, с растрепанными волосами и насмешливой улыбкой на таких притягательных губах. Он смотрел на меня странно, как-то укоризненно. От его взгляда нестерпимо сосало под ложечкой и ухо чесалось. Я прошептала виноватое: «Прости», Кеннет усмехнулся: «Открывай, а то перейду к проникновению со взломом». Каждое слово будто в мозг ввинтилось. Ох, блин… Это же ментальный звонок. Случайно принятый! Я распахнула глаза, нащупала сережку-артефакт для ментальной связи, зацепившуюся за наволочку. Аккуратно отцепила и выдохнула:

«А, что, где?»

«Ну ты спать сильна! – то ли возмутился, то ли восхитился Кеннет. – Я под дверью вашей комнаты стою. И стучу, и звоню, только вломиться осталось».

«Не надо ломиться, я сейчас…»

Я выпуталась из одеяла. Дневник отыскала под подушкой, а Ярушку – в углу кровати. Лежал, свернувшись клубком, будто котик.

– Кеннет пришел, – сказала я зачем-то ему. Или себе. – Прямо сюда.

– Ой-ёй, – озвучил он мои мысли.

Вскочив, резво спрыгнул и забился под кровать. Жаль, мне так нельзя…

Я быстренько втиснулась в студенческую форму и выбежала в прихожую, на ходу приглаживая волосы. Набрала полные легкие воздуха, словно перед погружением, и распахнула дверь. Кеннет шагнул ко мне, стиснул в объятиях. Шеи коснулось щекотное дыхание, сердце предательски пропустило удар.

– Я тебя после лекции пытался выловить, а ты не выловилась!

– Проспала, – выдохнула я и отстранилась, прикрывая за ним дверь. – Лишь под утро уснула.

– Какие-то проблемы с Марисой возникли? – нахмурился он.

– Нет! Нормально прошло…

– Я не мог с тобой связаться, на комиссии по накопителям всем отключили ментальные артефакты.

– Так и думала.

– Я скучал.

В угольно-черных глазах сверкнули жаркие искры, внутри сладко заныло. Я тоже скучала… очень! Но его ли это слова? Мой ли по праву этот взгляд?..

– Расскажи про комиссию, – попросила я нарочито серьезно, сбивая романтику. – Как прошло?

– Хреново. Совет магов не дал добро на возобновление исследований, поскольку не удалось прийти к единогласному решению на сей счет. При этом список приглашенных составляли они сами. Позвали толпу скандальных ученых магов с противоположными взглядами, все переругались и даже подрались. Не комиссия, а цирк с шальными единорогами. Кто-то из Совета явно провоцирует конфликты, воду мутит и время тянет. Но кто? Пока никто подозрений не вызывает. Иксти Ханс ругает прорицателей почем зря, Грэгор Грэвс убивается по едва не свершившийся в Ладосе трагедии, а Ровена Лерр требует присудить Лукашу межмировую премию за изобретение ритуала сохранения магии. Который по факту по-прежнему вне закона. Единственное, что было приятно, это наблюдать за выражением лица владыки…