Мазуров Геннадьевич - Арена теней

Медленно поворачиваю руки ладонями вверх. В начале июля — наши войска пытались тогда осуществить большой прорыв — я застрелил этими руками трех человек. Целый день провисели они на колючей проволоке. Когда рвался снаряд, их мертвые руки шевелились от взрывной волны, и казалось, что они грозят кому — то, а иногда — что молят о помощи. В другой раз гранатой, которую я метнул на расстояние двадцати метров, начисто оторвало ноги английскому капитану. Крик его был ужасен; высоко вскинув голову, широко раскрыв рот и вздыбив торс, как тюлень, он руками уперся в землю. Он прожил недолго, изошел кровью.

А теперь я сижу около матери, и она чуть не плачет, не понимая, как это я так огрубел, что употребляю неприличные слова.

— Эрнст, — тихо говорит она, — я уже давно хотела тебе сказать: ты сильно изменился, стал каким — то неспокойным.

Да, с горечью думаю я, я сильно изменился. Да и что ты знаешь обо мне, мама? Осталось только воспоминание, одно воспоминание о тихом, мечтательном мальчике. Ты никогда, никогда не узнаешь от меня ничего об этих последних годах. Я не хочу, чтобы ты хотя бы и отдаленно догадывалась, что собой представляла действительность и во что она меня превратила. Сотая часть правды надломила бы тебе сердце, если одно грубое слово приводит тебя в трепет, смущает тебя, потому что не вяжется с твоим представлением обо мне.

— Дай срок, мама, и все опять пойдет на лад, — говорю я довольно — таки беспомощно, пытаясь прежде всего убедить в этом самого себя.

Мать присаживается ко мне на диван и гладит мне руки. Я убираю их. Она огорченно смотрит на меня.

— Ты, Эрнст, иногда какой — то совсем чужой; в такие минуты я даже лица твоего не узнаю.

— Мне нужно сначала привыкнуть, — стараюсь я утешить ее. — Мне все кажется, будто я только на побывку приехал…

Сумерки вползают в комнату. Из коридора выходит моя собака и ложится у моих ног. Глаза ее мерцают, когда она смотрит на меня. Она тоже неспокойна, ей тоже сначала надо привыкнуть.

Мать откидывается из спинку дивана:

— Какое счастье, Эрнст, что ты вернулся…

— Да, это главное, — говорю я и встаю.

Она сидит в своем углу, маленькая, окутанная сумерками. С какой — то особенной нежностью я чувствую, что роли наши переменились: теперь она — дитя.

Я люблю ее, я никогда не любил ее сильнее, чем сейчас, когда знаю, что уже не смогу прийти к ней, все рассказать и, может быть, обрести у нее покой. Я потерял ее. Разве это не так? И вдруг сознаю, как я, в сущности, одинок и какой я в самом деле чужой здесь.

Она закрыла глаза.

— Я сейчас оденусь и пойду немного пройдусь, — говорю я шепотом, стараясь не нарушать ее покоя.

Она кивает.

— Иди, мой мальчик, — тихо говорит она. — И через миг, еще тише: — Милый мой мальчик…

От слов ее больно сжимается сердце. Осторожно притворяю за собою дверь.

Утро началось с ужасно громкого и противного рёв сигнального горна. Звук пронёсся по лагерю, будя солдат от утренней дрёмы. Пришлось и мне вставать, повинуясь воле этого ужасающего создания человечества. Выйдя из шатра, я увидел, что все уже проснулись, разве что Бера было совсем не видно.

— Крис, так ты уже проснулся? Ну и как тебе побудка? — с радостной улыбкой подходя ко мне, спросил Артур.

— И как ты можешь быть таким радостным с утра пораньше? — сонным голосом поинтересовался я, протирая глаза, чтобы окончательно побороть утреннюю дрёму.

— Начался новый день, солнце светит, птички поют. Как можно не радоваться этому? — с преувеличенной бодростью пропел он.

— Безумец.

— Ха — ха — ха, да шучу я. Мы просто все тут уже привыкли к этому горну, поэтому стараемся встать немного пораньше, чтобы успеть проснуться. А в первое время тут все проклинают этот утренний ритуал, сейчас же просто привыкли, — со смехом оправдался Артур.

— Очень смешно. Не хочу я как — то привыкать к такой побудке, похоже, стоит последовать вашему примеру и вставать пораньше, — поморщившись, ответил я.

— Иди ополосни лицо, должно помочь, — показал он на бочку с водой, стоявшую неподалёку.

— Спасибо, — поблагодарил я, направившись к указанной бочке, чтобы проснуться окончательно.

Закончив с процедурами, ко мне снова подошёл Артур, опять странно улыбаясь.

— Пойдём, теперь настало главное событие утра, побудка Бера, его даже горн разбудить не может, — похихикивая, поманил меня он к его шатру.

— Крепкий же сон у него, — с завистью протянул я, следуя за Артуром.

Похоже, у его шатра собрался весь наш небольшой отряд, и у всех на лицах играли ехидные улыбки.

— Ну что, народ, тянем жребий, кому на этот раз повезёт будить этого медведя? — доставая из кармана несколько палочек, произнёс Артур.

— А куда деваться, если к построению не разбудим, то влетит всему подразделению, — грустно вздохнул Ким, подходя к Артуру поближе.

— Новичок пока не участвует, пусть смотрит и учится. Как обычно, кто вытянет короткую палочку, тот и проиграл, — произнёс Артур, протягивая руку с зажатыми палочками в сторону остальной группы.

— Похоже, мне сегодня повезло, — первым вытянув жребий и показав его всем, похвастался Ким.

Вторым тянул Лос и также показал всем длинную палочку, не произнеся ни слова, хотя под капюшоном, если приглядеться, можно было увидеть его торжествующую улыбку.

— Похоже, что сегодня твоя очередь, Артур, — с улыбкой показала свою палочку Светлана.

— Да как вы это делаете? Уже третий раз подряд! В следующий раз будем бросать кости. Вы же явно жульничаете, — разразился гневной тирадой огорчённый несправедливостью Артур.

На что эти трое лишь загадочно переглянулись.

Немного успокоившись, Артур схватил ведро воды, похоже, специально подготовленное на этот случай, и направился в шатёр Бера. Спустя десяток секунд раздался ужасающий до глубины души рёв. Из шатра вылетел Артур, а следом за ним и разъярённый Бер с кроваво красными от злости глазами, в одних трусах, но с огромным желанием раздавить мелкую букашку, посмевшую разбудить его таким неприятным способом.

— Стой, а то хуже будет. Дай мне убить тебя! — рычал Бер, словно медведь, которого пробудили от зимней спячки.

— Бер, ну прости меня, но тебя же по другому никак не разбудить, пробовали уже сотни раз, — оправдывался Артур, правда, не сбавляя скорость и удаляясь от нас подальше.

Сказать, что я был в шоке, это значит ничего не сказать.

— И часто вы так развлекаетесь?

— Да каждое утро. Бер очень крепко спит, и это, пожалуй, единственный способ его разбудить в мирное время. Во время заданий совсем другое дело, тогда он спит очень чутко и буквально чует опасность. Вот капитан и возложил на нас обязанность за его побудку, иначе накажут всех, — отсмеявшись, ответила мне Светлана.