Майлз Кэмерон - Грозный змей

– Раздень его, – велел Та-се-хо.

– У меня руки теплые, – удивился Гас-а-хо.

– Лучшего подарка леди сделать не могла. – Та-се-хо не улыбался. – Он ушел далеко. Он почти ушел.

Нита Кван слышал их как будто издали. Он просто стоял на коленях и наслаждался теплом.

Поднялся ветер, полил ледяной дождь. Товарищи раздели Нита Квана и только потом принялись собирать материалы для укрытия. Невероятно, но, оставшись без одежды, Нита Кван сразу согрелся. Он начал просыпаться.

Та-се-хо привязывал веревку к колышку. Он спросил у Нита Квана:

– Ты видел мир духов?

Нита Квану было трудно говорить, и он просто кивнул.

– Я видел это все во сне. Ты не умрешь.

– Правда?

Старик отвернулся.

К закату все трое согрелись. Ревущее пламя освещало край побережья, они соорудили дымоход из шкур, и огонь постепенно высушил одежду и мокасины Нита Квана.

На следующий день они убили оленя. Та-се-хо выследил его, а Нита Кван подстрелил – с большого расстояния, поэтому его долго хвалили. Старый охотник кивал.

– По этому снегу я не могу бегать за детьми оленя, – говорил он. Он шел с копьем в руках, но использовал его только как посох. Это было хорошее копье, его выковал кузнец из далекой страны, и Та-се-хо взял его в бою еще в молодости.

Олениха сама оказалась тощей, как копье, но мясо было вкусным. Они ели, ели и ели.

– Сколько еще идти до людей? – спросил Гас-а-хо.

Та-се-хо нахмурился:

– Как погода будет. Если ночью похолодает, мы снова рискнем передвигаться по морю. Мы должны. Мы делаем это не только ради себя. Подумайте о людях, которые пойдут этим путем. Каждый день на счету.

Утром они встали еще до рассвета. Шел снег, и шакалы выли на далекую луну. Тапио дал путникам три красивых стеклянных светильника, и они смогли собрать вещи быстро и легко, но онемевшие пальцы плохо вязали узлы. Каждое утро было немного хуже предыдущего. Каждое утро казалось, что влага и холод глубже пробрались в меха и одеяла. У Нита Квана болели суставы. Просыпаясь, он чувствовал страшный голод.

Та-се-хо ощупывал пальцы на ногах и ругался.

– Я слишком стар, – сказал он с горькой улыбкой. Потом посмотрел на твердую поверхность Внутреннего моря. – Молитесь Таре, чтобы этот лед держался.

Нита Кван глядел на лед, пока жевал полоски сушеного мяса и пил горячую воду с кленовым сахаром.

– Пойдемте, – буркнул Гас-а-хо.

Та-се-хо встал, посасывая свою маленькую каменную трубку. Он курил медленно, глубоко затягиваясь, и смотрел на небо, пока молодежь собирала остатки лагеря, увязывала вещи на санях и накрывала их шкурой.

– Мы готовы. – Голос у Гас-а-хо уже был усталый.

Та-се-хо кивнул. Он выбил трубку на все четыре стороны, а остальные двое запели без слов. Нита Кван осторожно ступил на лед.

Лед держался целый день. Над головой висели высокие серые облака, снег шел все утро, а к вечеру задул ветер. Они встали на ночь в еловой роще у берега. Лагерь получился холодный и неприютный, и только горшочек Тапио скрашивал вечер. Дерева не хватало, чтобы разжечь большой костер. Но горшочек согрел и их самих, и воду, и мясо, и путники заснули.

Когда они проснулись, стоял туман. Он был густой, блеклый и очень холодный. Несмотря на это, Та-се-хо снова вывел их на лед, и они шли и шли, наклонив головы, налегая на ремни саней, передвигаясь так быстро, как только позволяли снег и лед. Туман казался плотным и злым.

Дважды за день лед громко треснул, и Нита Кван вздрагивал каждый раз, но Та-се-хо вел их дальше. Он шел к далекому берегу, который высился над озером. Когда ветер разгонял туман, берег становился виден, а потом пропадал снова.

Старик напугал своих спутников, выбрав короткий путь через северный залив Внутреннего моря. Они прошли почти тридцать миль, больше, чем в другие дни. Постоянный туман и ровный лед под ногами окрасили день мифическими тонами. Казалось, что они идут по ледяному аду, которого боялось большинство пришедших из-за Стены. Озеро под ногами, треск льда, странные звуки в тумане…

Время от времени старик останавливался и оглядывался. Один раз он закурил.

Для Нита Квана день тянулся бесконечно. Он все время боялся снова уйти под лед и погибнуть. Когда спустился туман, он перестал видеть дорогу и берег впереди, но старик шел дальше. На расстоянии нескольких ярдов его уже почти не было видно.

Та-се-хо остановился в пятый или шестой раз.

– Привал? – спросил Гас-а-хо и скинул вьюк.

– Тихо, – сказал Та-се-хо.

Они замерли.

Лед затрещал длинно и низко, казалось, что этот звук идет отовсюду и ниоткуда, а вокруг стоял ледяной туманный ад, в котором они застряли навеки.

– Что-то гонится за нами, – вдруг сказал Та-се-хо.

Гас-а-хо резко кивнул. Лицо его стало пустым, как у человека, который ходит во сне.

Нита Кван вытащил лук из чехла оленьей шкуры, нашарил под рубашкой свою лучшую тетиву. Он два дня сушил ее на теле, и теперь она оказалась теплой. Осторожно, стараясь не показывать страха и скрывать дрожь в пальцах, Нита Кван снарядил лук. Погладил его, согнул, прислушался. Лук не трещал. То ли он не так и замерз, то ли Нита Кван хорошо его подготовил. Тетива скользнула на место. Теперь он был вооружен.

Только тогда он заговорил.

– Что это? – спросил он, глядя в туман.

– Просто предчувствие, – сказал Та-се-хо.

Гас-а-хо вынырнул из путешествия в глубины разума.

– Летит! – каркнул он.

Правая рука выстрелила вверх, и с нее сорвалась вспышка. Противный бело-оранжевый свет ударил Нита Квана по глазам.

От грохота все вздрогнули. Магический огонь Гас-а-хо улетел прочь так быстро, что сердце испуганного человека успело бы стукнуть только один раз.

Над головой Нита Квана что-то завизжало.

Старик взмахнул копьем со скоростью, неразличимой глазом.

Все произошло мгновенно. Гас-а-хо лежал на снегу, обливаясь кровью, черные перья летали в воздухе, а Нита Кван прилаживал на тетиву стрелу с широким наконечником иркской стали. Он был уверен, что выстрелил минимум дважды.

– Вперед! – сказал Та-се-хо.

Нита Кван поднял Гас-а-хо. Из ужасной раны на спине, где птица прорвала когтями вьючные ремни и плоть, лилась кровь. Но когда он уложил юношу на сани и потянул прочь, кровь потекла медленнее, а потом остановилась.

Нита Кван старался не смотреть вверх. Он привязал Гас-а-хо к саням налобными ремнями от его же собственной поклажи. Та-се-хо впрягся в потяжелевшие сани.

– Я потащу, – сказал он, – ты смотри в небо.

Нита Кван вскинул лук. Старик налег на ремни и побежал. Над ними пронесся долгий яростный крик, от которого кровь стыла в жилах.

– Деревья, – пропыхтел Та-се-хо, – бежим к деревьям.

– Далеко? – спросил Нита Кван.

Старик не ответил.

Тяжело бежать по снегу и льду в снегоступах и с луком в руках. Еще труднее при этом смотреть в небо.