Софья Прокофьева - Астрель и Хранитель Леса [Повесть-сказка]

Тетушка Черепаха разжала кулак, с торжеством и злорадством показала стражникам голубую искру. Голубая искра словно сжалась у нее на ладони, стараясь вобрать в себя слабые дрожащие лучи.

— Вот вам!.. — едва успела выговорить тетушка Черепаха. Она и ахнуть не успела, как темные стражники бросились на нее со всех сторон.

Алебарда с размаху врезалась в ее плечо. И каким крепким ни было платье-панцирь, тетушка Черепаха пошатнулась, охнула и выронила голубую искру.

Голубая искра прочертила сияющую дугу в воздухе и упала на булыжники мостовой.

Темные стражники бесшумно, все, как один, бросились к голубой искре…

Но какой-то человек опередил их. Это был волшебник Алеша.

Его рука мелькнула между темных рук стражников. Он схватил голубую искру и одним прыжком отскочил в сторону.

Кот Васька с трудом удержался на его плече. Он выгнул спину, вздыбил шерсть и угрожающе зашипел.

Стражники-тени мгновенно построились полукругом и неумолимо двинулись на волшебника Алешу.

— Что я натворила… — хрипло проскрежетала тетушка Черепаха. Она еще ничего не понимала, но догадалась: случилась беда!

Волшебник Алеша прислонился к стене дома.

Один-одинешенек, безоружный, он зажал в кулаке голубую искру и спрятал руку за спину.

— Человека убить! Искру отнять! Так повелел господин! — Темные стражники надвинулись на волшебника Алешу. Он увидел их мертвые, пустые глаза. Это была безжалостная сила, направленная чужой волей.

«Хотя бы кинжал… Мог бы защищаться, сразиться с ними. Все погибло! Что же делать? — лихорадочно подумал волшебник Алеша. — А… волшебная веревка? Что, если?..»

Повернувшись к стражникам, волшебник Алеша громко крикнул:

В тот же миг волшебник Алеша почувствовал, что моток веревки словно ожил и шевельнулся у него в кармане.

Сначала показался кончик веревки.

Мгновение, и вот уже вся веревка выскользнула из кармана.

Она хлестнула по толпе стражников, обвилась вокруг них, стягиваясь все туже и туже. Концы ее сами собой перекрутились и завязались крепким узлом.

Притиснутые друг к другу, задыхаясь от тесноты, стражники не могли даже пошевелиться.

— Узел заколдован! — крикнул волшебник Алеша. — Кто его развяжет — умрет!

— Мяукнуть не успеет! — с торжеством добавил кот Васька, прижимаясь к шее волшебника Алеши.

Волшебник Алеша, бережно сжимая в руке голубую искру и даже не чувствуя жгучей боли, бегом бросился к башне Ренгиста Беспамятного.

Каким безоблачным и светлым было это утро!

Лучи солнца на опушке Оленьего леса зажигали в каждой капле росы многоцветный огонек. Ветер перебирал травинки осторожно, чтобы не стряхнуть ненароком каплю-фонарик.

Ни одна птица не молчала в лесу. И казалось, их голоса звучат не вразнобой, а согласно. Будто в лесу кто-то невидимый управляет птичьим хором и они все вместе, в лад поют одну песню, веселую и ликующую.

Но вот голоса птиц рассыпались.

Послышалось цоканье подков, отрывистый лай собак, окрики псарей, смех, голоса.

По дороге к Оленьему лесу скакали всадники, пестрые, как павлины. А за ними шумная толпа слуг, пажей, охотников.

Впереди ехал король, разрумянившийся от утреннего холодка. Перья на шляпе порой щекотали ему шею, и он невольно улыбался.

— Наконец-то! Наконец-то! Наконец-то! — то и дело восклицал он. — Какая будет охота! На зависть всем моим соседям. У кого еще в лесу сыщется столько оленей? А? Молодых красавцев. Сильных и быстроногих. Сколько я ждал этой чудесной охоты!

Из рядов свиты вынырнул юркий Врядли, со своей вкрадчивой улыбкой и скользким взглядом.

— Вряд ли, вряд ли кто-нибудь может похвастаться такими оленями! — Его приторно-сладкий голосок тек липкими струйками. — Всегда во всем сомневаюсь и всем советую. Но сегодня! Прочь сомненья. Все будет прекрасно! О, это будет поистине королевская охота!

Вслед за королем ехали принцы Игни и Трагни, оба как в воду опущенные, угрюмые, насупленные.

— Отец приказал Каргору превратить ее в дерево. — Игни косо, исподлобья поглядел на брата. — Я ее не увижу больше, никогда не увижу.

— Девчонка что-то прознала, сунула нос куда не следует, — процедил Трагни сквозь стиснутые зубы. — Если бы я только мог разыскать это дерево. Я бы срубил его под корень!

— А я бы сначала оборвал листья. По одному, по одному, по одному… — с ненавистью прошептал Игни.

Некоторое время братья ехали молча, не глядя друг на друга.

— Зато она не досталась тебе! — ехидно усмехнулся Игни.

— И тебе тоже, — оскалил зубы Трагни.

Король, услышав их негромкий отрывистый разговор, оглянулся.

«Обойдется, — подумал он. — Девчонки нет, скоро они забудут ее бледное лицо и волосы цвета болотной осоки. Они снова станут дружны и неразлучны, мои славные мальчики. А все, что они награбили, — моей казне прибыток. Так что немного смекалки, хитрости и тайны… Главное — тайны! И на всем можно нагреть руки».

Король пришпорил коня и первым въехал на поляну, топча ромашки и колокольчики.

Послышалось больное прерывистое карканье, и на поляну неуклюже опустился черный, как головешка, ворон.

— Каргор… — недовольно нахмурился король. — Никто не звал тебя сегодня.

В тот же миг к королю шагнул высокий человек с почерневшим, словно обугленным лицом.

Все невольно отшатнулись от Каргора. Его было трудно узнать. Королевский конь, кося глазом и хрипя, прянул в сторону.

Длинные волосы и густые брови Каргора были опалены. Копоть въелась в кожу, обгоревший плащ повис неровными жалкими лохмотьями.

— Все… Больше нет моей Черной башни. — Голос Каргора звучал прерывисто, еле слышно. — Огненные змеи… Сгорело все: колдовские книги, шкатулки с голосами.

— А мне-то что? — с равнодушным недоумением посмотрел на него король. И тут же отвернулся. — Какой прекрасный выдался денек! Эй, глоток вина мне!

Услужливый слуга тут же подставил золотой кубок под алую густую струю.

Король с улыбкой торжества поднял кубок с вином, и лучи солнца вспыхнули, втянутые в игру драгоценных камней.

— Я пью за счастливейший день моей жиз… — начал король и смолк, словно задохнувшись.

Рука его дрогнула. Вино, алое, как кровь, выплеснулось и потекло по рукаву. Кубок упал в траву.

Полный ужаса, остекленевший взгляд короля был прикован к двум молодым березам на краю опушки.