Софья Прокофьева - Астрель и Хранитель Леса [Повесть-сказка]

Он подошел к девушке, она подняла голову и вдруг, пошатнувшись, упала ему на грудь.

— Ты угадала сердцем. Я твой родной отец. — Он взял в ладони лицо девушки. — Глаза… Чистые и прозрачные. Такие же… У тебя глаза твоей матери, Дождирены Повелительницы Дождя.

— Повелительницы Дождя? — тонким, совсем детским голосом повторила Астрель. — Мама…

— Нам, пожалуй, уже пора. — Волшебник Алеша подошел к Астрель и Ренгисту. — Путь не близкий, пока мы дойдем…

Солнце уже опускалось за Олений лес, и его заалевший свет брызгами окропил траву поляны.

Астрель, обнимая отца за шею, повернула лицо к волшебнику Алеше. Ренгист тоже посмотрел на него. Но волшебнику Алеше показалось, что они как будто с трудом понимают его слова. Они и смотрели на него как-то странно, словно издали, будто не узнавая его.

«Видят ли они меня?» — мелькнуло в голове волшебника Алеши.

— Вот, пожалуйста, возьмите, — волшебник Алеша вынул из кармана серебряный медальон на скользкой тончайшей цепочке. — Чуть не забыл. И счастья вам всем!

Вдруг повеяло влажной свежестью. И легкая дымка дождя повисла в воздухе.

Лучи заходящего солнца высвечивали каждую каплю, и она искрилась и сверкала.

Ренгист дрожащими руками открыл серебряный медальон.

И, смешавшись с шелестом и шепотом падающих капель, раздался еле различимый, полный тихой радости голос:

— Ренгист вернулся… Ренгист нашел нашу дочь… Дочь… Дочь…

Астрель вытянулась на носки, подняла руки ладонями вверх, ловя падающие капли. Дождь и слезы струились по ее лицу.

Последние пурпурно-лиловые лучи солнца соскользнули с верхушек деревьев. Больше не сверкали капли смолы на сосне. Словно кто-то дунул на них, и они погасли, как крошечные свечи.

Навевая покой, отраду, утихал шепот дождя.

— Мама, не уходи! — с мольбой крикнула Астрель.

Ренгист обнял ее:

— Не плачь, моя девочка. Ко мне возвратилась память, былое могущество. — Лицо Ренгиста словно помолодело. — Я буду вспоминать ее, Дождирену Повелительницу Дождя. Вспоминать со всей силой моей любви. И ты увидишь, она вернется к нам, прекрасная, нежная, такая, как была. Иначе быть не может. Она вернется!

В глубине леса уже сгустился ночной сумрак. Небо налилось бездонной синевой, готовясь встретить первые звезды. И сумерки окутали все вокруг.

Волшебник Алеша в последний раз оглянулся на Ренгиста, на Гвена Хранителя Леса… А где же Астрель?

Ее уже не было видно. Только две звезды сияли в сумерках. Это были слезы счастья в глазах Астрель.

— Ну что ж, нам пора, пойдем, — шепнул волшебник Алеша коту Ваське.

— Давно пора, — ворчливо отозвался кот Васька. — А где ихнее спасибо?

Волшебник Алеша поплотней укутал шарфом усталого кота и зашагал в сторону города.

— Вымокли, оголодали совсем. А уж страху-то натерпелись, — с обидой рассуждал кот Васька, поглубже зарывая нос в теплый шарф. — И никакой тебе благодарности. Как же так, пушистый Алеша?

Луна выбелила каменную дорогу, и шаги волшебника Алеши звучали гулко и одиноко.

«Так и должно быть, наверно, — подумал волшебник Алеша. Он сунул руку под шарф и принялся тихонько поглаживать кота Ваську, почесывать за ушком, пока не услышал довольное и сонное мурлыканье. — Они забудут нас. А может, уже забыли. Потому что мы другие, из другой жизни. Это закон сказки, тут уж ничего не поделаешь. Но разве в этом дело? Астрель позвала нас, и мы пришли. Она надеялась. И вот мы спасли Астрель, спасли надежду… Вот что главное».

Волшебник Алеша улыбнулся в темноте и уже бодро зашагал к еще далеким огням города.

А город встречал их разноцветной россыпью огней. Ворота в городской стене были широко распахнуты.

Навстречу волшебнику Алеше шли люди с разноцветными фонариками, подвешенными на длинных палках. Фонарики раскачивались и мигали, и от этого казалось, качается и пляшет все вокруг: и дома, и длинные тени, и вывески над дверями.

Во всех домах были настежь растворены окна, всюду горели свечи. Никто не спал. Оживленные, веселые восклицания перелетали через темную улицу:

— Они вернулись!

— Все!

— Все до одного!

— И пекарь с подмастерьями!

— И кузнец!

— И гончар со своим сыном!

— И братья-рыбаки!

— А вы видели жену Ниссе? Малыш-то как подрос.

Колеблющиеся на ветру огни фонарей озаряли радостные, растроганные лица.

Волшебник Алеша устал да и проголодался.

«Уж дома отосплюсь вволю. И котлеты есть в холодильнике…» — вспомнил он.

Волшебник Алеша перешел через мост Зевни-Во-Весь-Рот. Сборщик податей, растерянный, с разинутым ртом, метался от одного прохожего к другому. Жадно заглядывал в лица, хватал идущих за руки. Но нет, никто не зевал. Люди улыбались. И каждая веселая улыбка пугала его, и он с воплем шарахался в сторону.

Свет фонарей падал с моста в воду, и река подхватывала и уносила разноцветные огни. Они плыли, качаясь и расплываясь кругами. Вся река далеко-далеко искрилась и сверкала.

— Ку-ка-ре-ку! — послышалось откуда-то издалека.

Надрывные крики все приближались, не умолкая.

На мост взбежал короткий, приземистый человечек с тяжелым нависшим лбом. Он держал в руках небольшую грубую шкатулку. Пробегая мимо волшебника Алеши, он по-петушиному вытянул шею и выкрикнул раскатисто и громко:

— Ку-ка-ре-ку!

Свет зеленого фонаря отразился в его глазах, пустых и безумных.

Волшебник Алеша заметил черные дыры на его одежде, обгорелые рукава куртки. Шкатулка, которую он держал в руках, с одного бока была обуглена.

— Ку-ка-ре-ку! — снова пронзительно выкрикнул человечек и, нелепо подпрыгивая, бросился бегом через мост.

Волшебник Алеша остановился, поглядел ему вслед.

— Это Скипп! Вот уж о ком доброго слова не скажешь, — промолвила словоохотливая старушка с маленьким синим фонариком в руке. — Он служил, да будет тебе ведомо, у самого Каргора. А как загорелась Черная башня, говорят, бросился прямо в огонь. Уж что с ним сейчас делается, и в толк не возьму. Только не будет добрый человек кукарекать.

Старушка заторопилась дальше, и синий свет ее фонарика затерялся в пестром кружении огней.

«Видимо, он хотел вернуть себе голос, да второпях схватил что под руку подвернулось, — догадался волшебник Алеша. — Первую попавшуюся шкатулку, а там был только петушиный крик. Вот оно что».

— Ку-ка-ре-ку! — донеслось издалека. И какие-то петухи, разбуженные не вовремя, начали перекликаться то близко, то далеко за рекой: «Ку-ка-ре-ку!»